— Остановитесь, остановитесь, что вы творите?! — кричал Бечу, крутя парня над головой.
А лязг скрестившихся сабель все нарастал. Раздался чей-то стон.
— Ты убил меня?
— Боже мой!
— Пилхазуна, на помощь! — послышался голос Очиа.
Кто-то повалил Очиа наземь и нещадно бил его ногами.
Пилхазуна не стал медлить — метнул нож, и тот, кто лупцевал Очиа, взвыл от боли, зашатался, как пьяный, и упал на колени.
— Как ты, Очиа, живой? — Пилхазуна бросился к Очиа.
— Разойдись! В сторону! — закричал Бечу и швырнул кудрявого на ветви павшего дерева.
— Пилхазуна? — вдруг обрел голос стоявший на коленях обидчик Очиа. — А ну посмотри на меня, парень.
Пилхазуна, услышав его голос, вздрогнул, медленно повернул голову, но лица воина не было видно — он не в силах был поднять голову.
— Ты — мой Пилхазуна?
У Пилхазуны перехватило дыхание. Он приблизился к умирающему, поднял ему голову и взревел:
— Намталиа, брат!
Пилхазуна сжал в объятиях брата, Намталиа бессильно опустил голову ему на плечо и прошептал:
— Умираю, брат!
Потрясенный Очиа, затаив дыхание, наблюдал за сценой.
— Господи, зачем ты дал дожить мне до этого дня, — прошептал он в ужасе, а потом крикнул: — Эй, Бечу, помоги, Бечу, брат брата убил!
Бечу, бледный, спотыкающийся, шел в их сторону. «Несчастный, несчастный», — шептал он про себя. Вытащил кинжал из Намталиа, поднял рубаху, осмотрел рану. Затем вынул из-за пазухи кусок чесучи, перевязал Намталиа и осторожно опустил на землю. Намталиа агонизировал. Бечу стало ясно, что его старания напрасны.
Пилхазуна катался по земле и, рыдая, твердил одно слово:
— Мама, мама, мамочка! — Потом подполз к брату, обнял его, умолял подать голос, говорил, как он мечтал увидеть его, услышать его голос, но Намталиа молчал. Тело его остывало, и лицо постепенно покрывалось желтизной.
Бечу перекрестился. Ему хотелось кричать, он и кричал:
— Остановитесь, несчастные, тут брат брата убил! — но никто его не услышал — вся его сила куда-то испарилась, тело обмякло, голос пропал. Да и кто бы его услышал в этом лязганье сабель, крике, ругани, которые постепенно все усиливались. На земле валялись мертвые и умирающие, они, естественно, не могли отползти в сторону, поэтому еще живые с саблями наголо буквально шли по ним, чтобы убивать или быть убитыми. Они топтали несчастных, порой отшвыривали ногами, как какой-то чурбан. А вываленные в грязи агонизирующие или бездыханные воины лежали на земле, и невозможно было отличить еще живых от мертвых.
Крики, вопли, стоны, лязганье сабель становились все сильнее, но сражающиеся не слышали ничего. Одна-единственная мысль руководила их действиями — прикончить, вышибить дух, убить. И великан Бечу из Цхенисцклиспири, со славой прошедший через три войны, рухнул у тела Намталиа, а Пилхазуна, не верящий своим глазам, бросился к нему и затряс как прошлогодний саженец.