– А ты посмотри на себя в зеркало, – отозвался Казимир, наливая себе еще один бокал вина. Розовое вино и впрямь оказалось весьма впору при летней жаре.
– При чем тут зеркало? – озадаченно нахмурилась Амалия.
– При том, что лично я удивлен, как она не наговорила тебе еще больше гадостей, – объявил Казимир. – Я надеюсь, ты не собираешься пересказывать Аделаиде измышления графини по поводу твоего отца? Моя сестра очень щепетильно относится к таким вещам, ей это не понравится даже в качестве шутки.
– Я ничего ей не скажу, – покачала головой Амалия. – И тебя тоже прошу молчать.
– Обещаю, я буду нем как рыба, – ответил Казимир, допивая вино.
По правде говоря, Амалия вообще немного жалела, что пересказала дяде то, что узнала от графини. Он был вполне заурядным, не слишком сообразительным мужчиной средних лет, а в хорошем настроении становился разговорчив сверх меры, и она не сомневалась в его полной неспособности хранить какие бы то ни было секреты. На всякий случай она решила заговорить о другом, чтобы отвлечь своего собеседника.
– Послезавтра мы с Луизой договорились съездить в Полтаву, – сказала она. – Конечно, путешествие займет не один день, но…
– Ты упоминала, что она, кажется, собиралась навестить второго следователя, – заметил Казимир. – Как его… Фроловский, кажется?
– Фиалковский, – поправила Амалия. – Вчера вечером мы встретились с Луизой на набережной, и она рассказала мне об итогах их беседы. Леонид Андреевич принял ее чрезвычайно любезно, говорил на прекрасном французском языке…
– И произвел самое неприятное впечатление?
– Совсем наоборот. Луиза призналась, что еще немного, и он бы убедил ее, что белое – это черное, а черное – это белое. Он оказался невероятно изворотлив, она сказала, что ничего подобного в жизни не встречала. Каждый факт он выворачивал наизнанку и истолковывал так, как было выгодно ему, и она ничего не могла ему противопоставить. При этом он был очень обходителен, предупредителен, много говорил о том, как он понимает ее терзания и разделяет их всей душой…
– Он был сильно встревожен? – поинтересовался Казимир, сощурившись.
– С какой стати ему тревожиться?
– С такой, что если мадемуазель Делорм докажет, что благодаря ему был осужден невиновный человек, у него могут начаться серьезные неприятности, и первыми от него отвернутся его нынешние покровители.
– Она не говорила, что он был встревожен, – сказала Амалия после паузы.
– Ну, может быть, он рассчитывает на то, что все было слишком давно, – пробормотал Казимир, водя пальцем по кромке своего бокала. – В наше суматошное время фраза «двадцать лет назад» звучит все равно как «в позапрошлом веке». Что? – спросил он, заметив, что племянница хочет заговорить о чем-то – но сдерживается.