– Ради бога, извините, – вырвалось у баронессы. – Я не хотела вас стеснять…
– Вы нас вовсе не стесняете, – ответила экономка. – Сергей Петрович распорядился принять вас как можно лучше и ответить на все вопросы, которые вы и мадемуазель Делорм пожелаете задать.
Однако в ее тоне не ощущалось прежнего рассудительного спокойствия, и Амалия без труда угадала, что причиной такой перемены было появление сына – точнее, не то, что он пришел сюда, а то, что она, Амалия, увидела его и поняла, что он не такой, как все.
– Это ваш сын? – спросила она.
Не говоря ни слова, Елена Кирилловна только кивнула.
– В детстве он серьезно простудился и стал глухонемым, – промолвила она печально. – Иоганн винил себя, что это произошло по его вине. Он забыл закрыть окно, в ту ночь сильно похолодало, и ребенок серьезно простудился… Серапион Афанасьевич сделал все, что мог, он спас ему жизнь… Буквально вытащил с того света. Впрочем, вам, наверное, это неинтересно…
Вернулся сын Елены Кирилловны, неся сахарницу. Поставив ее на стол, он обменялся с матерью несколькими жестами и удалился. Амалии уже не хотелось пить чай, но из вежливости она положила в чашку кусочек сахару. Жизнь одинокой женщины в России грустна, а уж с сыном-калекой – тем более. Сергей Петрович вполне мог рассчитать экономку, тем более с его-то характером самодура, но не сделал этого. Она жила в Полтаве в большом доме, почти как хозяйка, и обязанности у нее были не слишком обременительные – следить за порядком и каждый день носить цветы на могилу Луизы. Конечно, Елена Кирилловна будет защищать его до конца, и даже если ей что-то известно – к примеру, откуда взялся кинжал, которым убили Луизу, – она ни за что не проговорится.
– Это мельница в Диканьке? – спросила Амалия вслух, кивая на картину на стене.
– По правде говоря, я не помню, – с сомнением протянула Елена Кирилловна. – Кирилл любит рисовать, он ездил… Куда же он ездил? Да, по-моему, это все-таки Диканька…
– Кирилл – это ваш сын?
– Да.
– Он хорошо рисует, – сказала Амалия.
– Да, с ним занимался профессор Бодриченко, один из лучших учителей рисования в Полтаве, – с гордостью ответила Елена Кирилловна. – Профессор говорил, что у моего сына большой талант. Он бы мог поступить даже в Петербургскую академию художеств, если бы…
Она недоговорила фразу, но продолжение было понятно и так: если бы не недостаток, из-за которого учителям было сложно общаться с учеником.
– Хотя я думаю, что вы хотите спросить совсем о другом, не так ли, госпожа баронесса? – Елена Кирилловна уже оправилась от волнения и снова была начеку. Ее ясные серые глаза смотрели на Амалию, ожидая вопроса.