– Пить, – прошептал он. Горло горело, словно топка.
Инга кивнула и, наклонив бутылку с минералкой, начала поить его. Бур пил мелкими глотками, чувствуя, как прохладная жидкость тушит пожар, бушевавший внутри.
– Сколько я был в отключке?
– Четыре дня, – виновато ответила Инга. – Прости меня.
– Забудь, твоей вины нет, – нетвердым голосом произнес Всеволод. – Все, что случилось, уже случилось. Забыли и тронулись дальше. Есть хочу.
– Сейчас принесу, – и девушка, сорвавшись с места, устремилась к костру. Внутри разливалось спокойствие, она чувствовала, что Всеволод именно так и думает, а не просто произнес дежурную фразу. – Он пришел в себя и просит есть, – сообщила она остальным, почти подбежав к костру.
– Это хорошая новость, – обрадовалась Карина, – но пока ему нужно что-то легкое, желудок трое суток не работал. Сейчас я ему манную кашу сварю. Как чувствовала, когда прихватила пару пакетов с манкой. – Она повесила над костром походный котелок и налила воду. – Через пять минут все будет готово.
– Ненавижу манную кашу, – прокомментировал приготовления Игорь. – С детского садика ненавижу, она вечно была подгоревшая, а воспитатели заставляли есть.
Все понимающе улыбнулись.
– А если я приготовлю, попробуешь? – спросила Карина, с трудом сдерживая улыбку.
Игорь смущенно глянул на котелок.
– Если ты приготовишь, съем.
– А если будет вкусно, признаешься? – смеясь, спросила девушка.
– Не-а-а-а, – честно сказал Игорь, – тут дело принципа. Не люблю манную кашу, а если скажу, вкусно, то придется признать, что люблю. Так что лучше, дабы не вступать в конфликт противоречий, не пробовать.
Все засмеялись. Через пять минут каша была готова и перелита в алюминиевую миску.
Когда Инга присела рядом с ним, Всеволод настороженно принюхался.
– Что это?
– Манная каша, – беря в руки ложку и собираясь кормить его, ответила Инга.
Всеволода перекосило.
– А можно я умру голодной смертью? Зачем вы меня спасли? Чтобы пытать? Между прочим, пытки запрещены Женевской конвенцией.
– Женевская конвенция осталась там же, где и Женева, – ухмыльнулась девушка. – То есть – нигде. Наберись мужества, открой рот и ешь, без этого ты не сможешь встать, а нам всем тебя очень не хватает.
– И тебе?
– И мне, – призналась Инга, – особенно мне. Я очень сожалею, что причинила тебе боль, я не контролировала себя.
– Если будешь оправдываться, сожму челюсти и не стану есть. Мы же вроде все выяснили?
Одинокая слеза скатилась по щеке Инги.
– Да, выяснили, прости.
– Вот и славно. Давай приступай к пыткам, пока то, что называется кашей, не остыло. Холодная она еще отвратительней. А пока я ем, ты расскажешь мне, что я пропустил.