Николай всмотрелся в ее лицо и перевел взгляд на шкалу акселерометра. Первые три цифры — 0,11 — ярко и неподвижно сияли в темноте окошечка. Корабль неслышимо плыл по Корабельной орбите, чуть вытянутому эллипсу, увешанному маяками — по темной дороге длиной в сто тридцать тысяч километров, которую он пробегал за двадцать четыре часа, оставаясь при этом как бы на месте, в зените западного побережья Африки, и если там сейчас была ночь и облака не застлали небо, то люди, подняв глаза, могли видеть яркую, медленно мигающую звезду, — корабль вертелся вокруг центра тяжести, поддерживая ускорение с точностью до одной сотой земной силы тяготения, о чем и свидетельствовал акселерометр. Ноль одиннадцать и что-то еще — четвертая и пятая цифры все время менялись, особенно пятая, она в неистовой спешке стремилась сообщить о каждой десятитысячной доле „же“, она отзывалась на каждый шаг вахтенного штурмана в третьем уровне рубки, на движение пневматического лифта, поднимающего из кладовой завтрак для пассажиров, и совсем уже с безумной скоростью, так что цифры сливались в мерцающий голубой прямоугольник, пыталась успеть при включениях корректировочных двигателей.
Глядя на акселерометр, Хайдаров спросил:
— Иными словами, Шерна вам не нравился?
Она спокойно уточнила:
— Не понравился. Я видела его в кают-компании, счетом три раза. Или четыре.
— Редкий случай, — сказал Хайдаров, — Филина все любили.
— Именно, куратор. Поэтому он не понравился мне. Профессиональный обаятель, стрелок-без-промаха… Вас шокирует мой непочтительный тон?
Хайдаров пожал плечами. Он и сам недолюбливал Филина. Куратор должен быть обаятельным — но в меру. Личность его должна быть концентрированной, как химикат. Без воды. Демонстрироваться могут лишь те качества, которые повышают доверие к личности куратора. А Шерна был артистичен, шумлив — душа общества — и в нем было что-то мушкетерское или флибустьерское, каска и полускафандр сидели на нем, как широкополая шляпа и кафтан с кружевами. Он был пышен. Бедняга Филип, подумал Хайдаров. Я недолюбливал тебя, но твоя гибель оставит во мне зарубку. Ты был слишком красив и пышен, смерть не по тебе.
— То есть вам Шерна не показался замкнутым и надменным человеком? — спросил он.
— Замкнутым — ни в коем случае. Хотя… Он всегда был сам по себе. А в момент аварии я была в каюте Бориса Гольданского, своего коллеги с Деймоса…
Еще один долой, остаются двое, подумал Хайдаров. Борис Гольданский — в числе вызванных для беседы.
— Послушайте, куратор. Что вы ищете в корабле? Искать надо в космосе.