Я не люблю сомневаться в людях, подумал Хайдаров, но… „Я сомневаюсь, следовательно я мыслю“. Еще один девиз кураторов, будь оно проклято, я должен предположить, что командир Уим взглянул в левантинские глаза Марты Столик, хоть это и запрещено неписаными уставами…
Однако, где же очередной пассажир? — спохватился он.
В ту же секунду смолкло пение радиомаяка и голос Жермена, не слишком приятный в натуре и вовсе уж гадкий в трансляции, прохрипел:
— Никола, срочно в рубку! Бегом!
Хайдаров вскочил. Почему-то он решил, что все уже разъяснилось, — правонарушитель объявился, и можно вернуться к Инге и к „Белкам в колесе“, но выскочив в кают-компанию, он услышал характерную вибрацию, пение просыпающегося корабля. Медленно угасал экран земного видео, два-три пассажира, стоящие перед ним, тревожно переглядывались. Та-ак, подумал Хайдаров. Распахнув рубочную дверь, он увидел обоих пилотов, Краснова и Жермена, на рабочих местах, в алых наушниках индивидуальной связи с компьютером. Так… И спины у них были чересчур прямые — ох, как знал Хайдаров эту привычно-гордую осанку пилотов…
Командир сидел в своем кресле — посреди рубки — сутулил широченные плечи. Его спокойная и свободная поза тоже была многозначительна — своей нарочитостью. Динамик тихо репетовал пассажирское оповещение: „Угроза метеоритной атаки, всем к моменту ноль от пятидесяти быть в амортизаторах! Отсчет. Пятьдесят… Сорок девять…“
— Займешь каюту Шерны? — спросил командир.
— Есть, — сказал Хайдаров.
— Это не приказ. Можешь в моей.
— Я бы остался здесь, — сказал Хайдаров. — Разреши взять скафандр Шерны и вернуться.
— Со-рок, — отсчитал Оккам.
— Не разрешаю, — сказал Уим.
— Есть. Номер каюты?
— Седьмая, — командир отсалютовал Хайдарову, двинул рычаг кресла и оно, шипя, развалилось в перегрузочное положение.
В пассажирском модуле голос машины гремел, как голос рока. От комингса рубки Хайдаров нырнул в пассажирский ствол „А“, и понесся, держась за поручень — мелькнул коридор второго уровня, ноги ударились в мягкий потолок первого, но уже не было пола и потолка, корабль остановил вращение. Слева от Хайдарова светилась перевернутая семерка. Седьмая каюта. А справа выскочил прыжком, как огромный мяч, диетолог Савельев — остановился, блеснул глазками. Он же в тринадцатой, подумал Хайдаров, втягиваясь в каюту. Быстро огляделся — личные вещи Шерны убраны. По-видимому, корабль ориентировали перед маневром. — Хайдарова то прижимало к амортизатору, то норовило бросить на скафандр, укоризненно покачивающий пустым шлемом. „Десять!“ — предупредил Оккам. Вот и амортизатор надувается, наползает на тело, — такое привычное, но всегда странное ощущение — локти сами собой приподнимаются, отжимаемые нагрудными пневматиками.