«Славно, что его заняли делом», подумал Хайдаров.
Наверху неистово затрещал динамик, что-то закричал Такэда, и треск перебрался в динамик штурманского отсека. Тихий голос Юнссона заговорил:
«Корабль, не слышу вас, не слышу вас. Даю настройку: раз, два, три, четыре… Киоси, слышу тебя хорошо… Но с треском».
«Так, пора за работу», — Хайдаров открыл глаза.
Уим сказал:
— Инженерный отсек, благодарю. Трос работает антенной, так?
— Трос вместе с корпусом «Мадагаскара», — отвечал Такэда.
— Понятно. Кураторы, ваше решение о Юнссоне?
— Сейчас будет, — сказал Жермен. Он повернул монитор к Хайдарову. — Видишь?
Грязноватый ноготь Жермена указывал на седьмую шкалу, синяя и голубая, пунктир-штрих-пунктир и так далее. Это все обозначало патологическое снижение инстинкта самосохранения, сверхсоциальность, взрыв самоотверженности, необходимость следовать стандартам поведения, и если стандарты требуют смерти, то умереть.
— Вижу, — сказал Хайдаров. — Твое мнение?
— Вернуть. Сейчас он может взорвать реактор, чтобы просигналить на Землю.
— Мое мнение, — сказал Хайдаров, — серпанин, ноль пять, перорально.
— Тогда он уснет. Или впадет в апатию, — угрюмо возразил Жермен.
Он стал угрюм от робости. Хайдаров подумал — знает кошка, чье мясо съела. И нажал:
— Пора бы знать, что психика — вроде пива. Ее разливают по кружкам вне бочки. Внутри-то перемешано…
Кажется, он побелел. Его трясло все сильнее, и Жермен испуганно махнул рукой:
— Э, делай как знаешь. Я умываю руки, — и покосился на хайдаровский значок. Ты, мол, профессор и член Совета — не я… Тем временем Сперантов с настырной вежливостью допрашивал Юнссона:
— Следовательно, какое расстояние между черной зоной и корпусом корабля? По вашей оценке?
— Сто десять — сто двадцать сантиметров по моей оценке.
— Граница четкая?
— Очень четкая.
— Не размыта?
— Совершенно не размыта. По иллюминатору проходила, будто заливало тушью, ровным фронтом.
— А сейчас какая дистанция? Между капсулой и черной зоной?
— Оценить не могу. Малая. На глаз — ее нет.
— Нет дистанции?
— Нет дистанции.
— Простите, вы не могли бы выдвинуть какой-нибудь перископ и попытаться оценить дистанцию?
— К сожалению, у меня нет какого-нибудь перископа, — отвечал Юнссон, сохранивший — для внешнего наблюдателя — профессиональное терпение и чувство юмора.
«Ах, как весело, как радостно шел на плаху Макферсон», подумал Хайдаров, взмахнул рукой перед объективом, привлекая к себе внимание, пилота, и отчетливо, почти неслышно проговорил: «Серпанин..». Тиль откинул шлем. С каменным лицом повернулся, достал упаковку серпанина, показал ее и проглотил таблетку. Красная пилюля с желтым ободком. Единственное в мире средство от отчаяния. О люди, люди! Почему вы с таким упорством цепляетесь за свое отчаяние?