Мальчики уселись вокруг стола, мама тоже принесла свои записки и книги и сказала, что теперь она будет заниматься с ними рядышком.
— Це добре! — пробасил Опанас. — Теперь на столе все стороны будут заняты. Петрик, да?
На следующий день Опанас с таинственным видом отвел Кирилку и Петрика в сторонку и заявил, что может им кое-что сообщить, только после уроков, когда они все пойдут домой.
— Ладно, — стараясь казаться равнодушным, сказал Петрик. — А почему не теперь?
Любопытство грызло его все четыре урока. Но Опанас, несмотря на все уговоры, не поддался и ничего не рассказал. Хотя по всему было видно, как трудно ему терпеть до конца занятий.
Это произошло уже по дороге домой. Опанас затащил их в укромное местечко между заборами и заколоченным на зиму ларьком, где снег был выше колен. Там они остановились.
— Слушайте! — сказал Опанас. Голос у него дрогнул от внутреннего волнения, а щеки по той же причине багряно запылали. — Слушайте! Это я сам сочинил…
Тут он запел сипловатым, прерывающимся баском на мотив известной песни:
Жили три друга-товарища.
Пой песню, пой!
Один был храбр и смел душой,
Другой умен собой,
А третий был их лучший друг.
Пой песню, пой!
И трое ходили всегда втроем.
Пой песню, пой!
Подконец Опанас совершенно осип, и последняя фраза у него прозвучала до невозможности гнусаво. Но он не смутился и, пропев до конца свое произведение, с готовностью воскликнул:
— Могу еще! Хочете?
— Опанас, — с жаром воскликнул Петрик, — ты прямо как писатель!
— Ну, скажешь! — с достойной скромностью возразил Опанас. — Есть даже которые могут получше…
Но какое дело было Петрику и Кирилке (Кирилка в немом восхищении таращил на Опанаса глаза), какое им было дело до других, когда их собственный лучший друг внезапно обнаружил такое неожиданное и поразительное дарование!
— Можно всем вместе петь! — воскликнул Петрик.
— И каждый день! — тоненьким голоском закричал Кирилка.
— Я для того и сочинил, — с некоторой высокомерностью заявил Опанас, — чтобы каждый день… и всем вместе!
Это получилось великолепное трио. Опанас гудел сиплым басом, Петрик галдел пронзительно и громко, а Кирилка пищал тончайшим голоском. И все трое, обнявшись, зашагали по улице, надсаживаясь во все горло:
Жили три друга-товарища.
Пой песню, пой!
При этом они испытывали невыразимое наслаждение.
Вдруг Петрик замолчал. Повернувшись к Опанасу, он сказал:
— А ведь есть уже такая песня про двух товарищей: «Пой песню, пой!»
— Ну и что ж? — обиженно возразил Опанас. — Ведь у меня про трех… Разве нас двое?
— Трое, трое! — сердито пискнул Кирилка. — Я, ты и он!