— Конечно, — говорит папа, смотрит на Петрика и смеется одними глазами.
Но сейчас, когда на часах всего лишь без пяти десять, возле проходной делать нечего. И Петрик, еще разок взглянув на градусник, идет дальше.
Вот и поликлиника.
Без мамы страшновато входить в это большое серое здание, такое чистое и важное. Но что ж поделаешь — нужно.
Петрик глубоко вздохнул и вошел внутрь.
— Тебе, мальчик, чего? — строго спросила санитарка в белом халате.
— Мне завтра поступать в школу, — слегка краснея и очень вежливо сказал Петрик. — Где тут у вас справки на оспу?
— А где твоя мамаша? Или ты один? — удивилась санитарка.
— Один, — сказал Петрик и робко прибавил: — Что ж тут особенного?
— Какой молодец! — сказала санитарка. — Иди прямо, прямо по коридору. Шестой кабинет… Найдешь?
— Конечно, — сказал Петрик, — ведь я могу считать до тысячи.
— Какой молодец! — повторила санитарка.
И все-таки, когда этот молодец шел по коридору, сердце у него колотилось так громко, что пришлось положить ладошку на живот. Не вернуться ли ему домой?
Но глаза помимо воли отыскали на дверях кабинета цифру шесть. И рука против воли толкнула эту дверь. А ноги, уже совсем не желая того, шагнули за порог, и Петрик очутился в большой светлой комнате.
Регистраторша за столиком у дверей посмотрела на него вопросительно.
— Я один, что ж тут особенного?.. — упавшим голосом пролепетал Петрик.
— Да? — равнодушно сказала регистраторша. — Твоя фамилия? Имя? Возраст?
Немного обиженный таким холодным приемом, Петрик, сказал все, что полагается, и пошел на свободное место возле окна.
— Тебя вызовут, — сказала ему регистраторша.
Тогда он сел, оглянулся на своих соседей и обмер: рядом, бок о бок с ним, сидел (ну кто бы мог подумать?!) соседский мальчишка Опанас.
Но какой же это был непохожий на себя Опанас! Какой он был свеженький и чистенький! Он прямо весь лоснился от чистоты. А щеки! Щеки блестели, будто два вымытых помидора. Даже на коленках Петрик не заметил ни одной песчинки. Наверное, его терли два часа. Ну и пусть! Мама обязательно покраснела бы за коленки и за рубашку своего Петрика. Но Петрик и не собирался. Ничуть. И если щеки его порозовели, а глаза заблестели, так это только от гордости.
Опанас не решился бы притти сюда один. Куда там! Рядом сидела его мамаша.
— Неужели ты один, Петрусь? — тут же, к великому удовольствию Петрика, спросила мать Опанаса.
— Один, — гордо ответил Петрик и небрежно прибавил: — Что ж тут особенного?
— Так, может, и тебя оставить одного, сынку? — сказала Опанасу мать. — А то у меня делов поперек горла. Останешься?