— А если я всё скажу? — побледнел он.
— Тогда у нас останешься, — обещаю я, — а там посмотрим.
Он-то понимает, что от нас ещё можно выпутаться, а из Кремлёвки одна дорога — на тот свет.
Я на часы смотрю и говорю:
— Ну, давай, рассказывай. Мне ещё сегодня нужно реферат закончить.
Он опять молчит. Тут у меня терпение лопнуло.
— Щевчук! — кричу. — Давай носилки! Товарища на носилки, и во двор. Там “скорая” из Кремлёвки ждёт!
— Ты зачем, Лукич, психуешь? — вскочил товарищ Шкирятов, — мне подумать надо. С мыслями собраться.
— Вот в Кремлёвке с мыслями и соберёшься, — отвечаю я, — полежишь там, подумаешь…
— Да я тебе всё расскажу, Лукич, — уверяет он, — не отправляй меня никуда…
— Ладно, — сдаюсь я, — отставить, Шевчук. Иди в коридор. Нервов со всеми вами никаких не хватит. В Кремлёвке укол сделают — и всё. А здесь вообще ничего нельзя. Даже кипятильник или картину с изображением товарища Сталина нельзя. Ну, так на чём мы остановились? Значит, стащил ты со стола у товарища Сталина завещание, а потом что было?
— Нет, — твёрдо отвечает Шкирятов, — не крал я у вождя нашего народа и нашей партии ни завещания, ни чего другого. И кто там сейчас этим занимается — ума не приложу. Поскрёбышев — сидит, Власик — сидит, личные врачи — сидят, охраны — никакой.
“Самое время писать завещание”, — думаю я, а вслух спрашиваю:
— Может, Матрёна Ивановна?
— Матрёна Ивановна, — отвечает товарищ Шкирятов, — выше подозрений.
— Значит, никого не остаётся, — резюмирую я, — кроме тебя, Матвей Фёдорович. Давай, колись!
— Если ты хочешь знать всю правду, Лукич, — неожиданно говорит товарищ Шкирятов, — то честно скажу — не писал товарищ Сталин никакого завещания. Кто-то за него эти завещания пишет, чтобы, во-первых, создать соответствующую обстановку на случай внезапной смерти вождя, а, во-вторых, чтобы узурпировать власть.
— Вот как? — удивляюсь я. — А что же пишет сам товарищ Сталин?
— Я бы тебе сказал, — прошептал товарищ Шкирятов, — но не осмеливаюсь.
— Осмелься, — подбодрил я его, — а то Шевчука позову.
— Товарищ Сталин, — прошептал снова Шкирятов, — работу пишет, где полемизирует с товарищем Лениным на тему об империализме как последней и загнивающей стадии капитализма. Товарищ Сталин считает неизбежным слияние империализма и социализма в общественную форму, которую он определил как сионизм. А потому он и развернул столь беспощадную борьбу с сионизмом, чтобы попытаться предотвратить столь печальное развитие событий. Враги же партии и народа, пронюхав о работе товарища Сталина, распустили слух о том, что он пишет завещание, крадут у него листки с его новой работой и пишут завещание сами.