Ну вот, это должно было случиться. Как ни крепился Олег, как ни старался казаться бесстрастным и все понимающим, ой все-таки не выдержал. Дал понять, что я не просто уезжаю. Что я уезжаю из их мира. Из их жизни. Из нашей общей жизни, и все, что теперь будет совершаться здесь, меня уже не коснется.
Нет, он никогда не назовет меня дезертиром. Он просто скажет, что «ветер по-разному дует в наши паруса», как говорил когда-то Венька, скажет, что раньше я любил крутую волну и соленые брызги в лицо, любил идти против ветра, а теперь присмирел и пустил лодку по ветру.
Он скажет так или почти так.
Хорошо, пусть говорит. Но сначала скажу я.
Скажу о том, что мы слишком часто упоминаем о долге, о моральной стороне вопроса, — вот это ты можешь и должен сделать, а вот этого ты не можешь. Но ведь долг не бывает бесконечным, я заплатил его с лихвой, и если каждый отдаст Северу столько, сколько отдал я, будет неплохо. Слишком по-деловому, да? Но ведь и вправду я люблю этот край, я оставляю здесь часть самого себя, но я никогда не был в Мещере, не был ни на юге, ни на озере Селигер, я не знаю Средней России, забыл, как пахнут ландыши, как кричат лягушки в прудах!..
Я устал. Я просто по-человечески устал. И если мы говорим о долге, то я тоже имею право на то, чтобы изменить образ жизни. Или не так? И речь вовсе не о долге, а о том, что я стал другим? Изменился? Изменил Чукотке, тундровым дорогам и нашему колоколу на мысе Кюэль? И это неправда, Олег. Дороги, которые я прошел вместе с тобой и с Венькой, с капитаном Варгом, — дороги эти всегда во мне, но теперь я хочу других дорог. Может быть, не таких трудных…
Ты помнишь, Олег, как несколько лет назад прилетел к нам в тундру московский фотокорреспондент? Он был в пушистых мехах и в сверкающей коже, он был увешан фотоаппаратами, как елка игрушками, и глаза его алчно светились при виде яранг и оленей. Ему нужен, был шаман — хоть самый завалящий; ему нужны были птичьи базары и непролазные топи, в которых тонули бульдозеры, ему нужен был шторм и северное сияние — он был очень жаден до всего этого.
И он сказал тебе: «Пожалуйста, будьте добры, покажите здесь что-нибудь самое замечательное». Помнишь? И помнишь, что ты ему ответил? Ты сказал: «Я два месяца не был в бане, у меня вся шея в чирьях, я пропах потом и дымом, и я вам скажу, что самое замечательное в мире — это ванна, это белый телефон на ночном столике, вечерняя Москва и запах духов любимой женщины. И чтобы не было кочек, а был асфальт…»
Вот так ты ему сказал. Только грубее.
Теперь скажу я. Меня ждет женщина, которую я… На которой я собираюсь жениться. Меня ждет отец, с которым я не виделся очень долго. И меня ждет работа, интересная и нужная работа. Ты слышишь, Олег?