— Спасибо, — улыбнулась она, — и… вам того же. — С этими словами она исчезла за шторой и поплотнее задернула ее.
Я пригасил лампу и, зная, что ночь будет довольно холодной, взял пальто. В этот момент штора снова раздернулась и появилось лицо Уны. На нем не отражалось ни гнева, ни изумления, ни презрения. Она просто тихо спросила:
— Вы еще не сделали зарядку?
— А-а? — пораженно воскликнул я. — Зарядку?
— Именно. Я делаю ее каждую ночь. А вы?
— Э-э, нет. Боюсь, что нет, — несколько нерешительно ответил я.
— Тогда вам просто необходимо начать. Это очень полезно для фигуры. Если бы у нас были рапиры, мы могли бы на несколько минут заняться фехтованием, — это самое хорошее из упражнений. Но, раз их у нас нет, мы вместо этого можем побегать.
— Побегать? — откликнулся я.
— Почему бы и нет? — оборвала она. — Смотрите, как это делается: через кресла, под столом, по кругу, прыгая, спотыкаясь, и опять бегом. Это прекрасное средство для поддержания формы.
— Ну-у, — пробормотал я, изумленный этой неожиданной для меня ее стороной. — Если вы так настроены, я не стану вам мешать.
Она шагнула вперед и оказалась рядом со мной. На ней почти не было одежды, но я не обратил на это внимания, поскольку, спокойно взглянув на меня, она сказала:
— Я в лучшей форме, чем вы. Могу поспорить, что вы не поймаете меня.
— Не обольщайтесь, — рассмеялся я и сделал выпад, чтобы схватить ее. Но она уклонилась и отбежала за стол.
— Смелее, — сказала она. — Я бросаю вам вызов.
— Хорошо! — вскричал я. — Мне хватит двух минут, чтобы поймать вас.
Улыбнувшись, она наклонилась и погасила лампу. В следующую секунду ее насмешливый голос донесся из дальнего конца палатки:
— Попробуйте! Поймайте меня! Поймайте, если сможете!
Никогда в жизни я не испытывал большего возбуждения, чем от этой погони. Возможно, во мне пробудился первобытный охотничий инстинкт, который все еще силен в каждом мужчине, — но я твердо знал, что если не поймаю ее, то потеряю всякое уважение к себе.
Когда я поймал ее, — хотя уверен, что она сама позволила это сделать, — она повернулась ко мне в объятия и наши уста сомкнулись. Крепко сжимая ее горячее, податливое тело, я чувствовал, как сердце колотится в ее груди. Все мои колебания развеялись, как паутина на ветру. Я взял ее на руки и отнес в постель.
В котором часу я проснулся, сказать трудно, вероятно, где-то за полночь, поскольку в палатке было совершенно темно. Я сразу понял, что Уны нет рядом.
Все мои чувства мгновенно обострились, сна как не бывало.
Я выскользнул из постели, зажег спичку и, раздвинув штору, выглянул. Уны нигде не было, и я на цыпочках прокрался к выходу, где различил голоса. Уна разговаривала со своей горничной и, видимо, только-только разбудила ее. Слышно было плохо, я сделал несколько шагов вперед, но в темноте зацепился за одну из веревок палатки и с жутким грохотом растянулся на земле.