Мы целуемся целую вечность, наши тела сотрясает дрожь от приливов адреналина, и наконец, потные от страсти, и неодолимого желания, и изнеможения, мы отстраняемся друг от друга. Я натягиваю майку, и мы лежим навзничь, оба молчим и смотрим в потолок, который слегка колышется от ветра. Кажется, я должна бы чувствовать себя виноватой, но почему-то не чувствую ничего, и сквозь туман в голове пробивается мысль о том, что будет утром. Лэндон был единственным парнем, с которым у меня что-то было. А теперь я лежу рядом с Куинтоном, он живой, и я уже ничего не понимаю.
«Его нет». И тут же в голове у меня начинают прыгать цифры, только вразнобой, и я никак не могу их упорядочить. Я стискиваю голову руками, стараясь дышать по возможности беззвучно.
– Ну и как тебе эта группа? – спрашивает Куинтон.
– Ничего, – отвечаю я, и цифры уплывают из головы под звуки новой, более энергичной аранжировки одной из их самых нежных песен, и сердце снова бьется ровно. – Но я люблю другую аранжировку, помягче.
– Никогда не слышал, – признается он, поворачивая голову ко мне.
– Как это ты решился признаться? Ты же понимаешь, что теперь нашей дружбе конец?
– А мы друзья? – задумчиво спрашивает Куинтон.
– Не знаю, – честно отвечаю я, провожу руками по лицу, по шее и наконец останавливаюсь на груди. Считаю удары сердца каждый раз, когда они отдаются в ладони. Думаю о нашей с Лэндоном дружбе, о том, сколько мы знали друг о друге и сколько еще всего не знали. – Мы, кажется, почти не знакомы, но я хочу тебя узнать. – Сердце у меня колотится так, что я ни о чем другом не могу думать, а он молчит.
– Может, опять поиграем в двадцать вопросов?
– А когда мы играли?
– У меня в комнате… тогда… когда накурились.
– Но это же опасная игра? – Я барабаню пальцами по ребрам. – В тот раз же мы оба… оба расплакались.
Куинтон протягивает ко мне руку, кладет ее сверху на мою, и наши переплетенные пальцы оказываются у меня прямо над сердцем.
– А мы только легкое будем спрашивать. – Он гладит меня по руке. – Да это и не из-за вопросов вышло, правда же?
«Нет, это все твои глаза и эта чертова песня».
– Ладно, – тихо говорю я. – Тогда ты первый.
– Куда ты больше всего любишь ездить отдыхать? – спрашивает он в ту же секунду, как будто давно приготовил этот вопрос.
Это как раз нелегкая тема, но я отвечаю честно – нет сил врать или придумывать уклончивые ответы:
– Мы ездили кататься на машине. Каждое лето, когда отец был жив. Но самая лучшая поездка у нас получилась, когда мне было одиннадцать лет… перед самой его смертью… Он провез меня по всем карнавалам, какие только смог найти. Весело было. – Из горла у меня вырывается смех. – Я еще объелась сахарной ватой и блевала потом на карусели.