Я не всегда был таким. Раньше я был ответственным. Мама гордилась мной, всем подружкам хвасталась. Я думал, поступлю в хороший колледж, вероятно вместе с Лекси, мы будем встречаться, пока не получим дипломы, а потом поженимся и будем жить вместе. Такой был план, во всяком случае. Но подобных планов мне уже не строить, мне и на один-то день план теперь не удается.
24 июня, сороковой день летних каникул
Я сижу на кровати, свесив ноги, потягиваюсь, и тут кто-то стучит в дверь.
– Входи, – говорю я, думая, что это, должно быть, Тристан пришел, снова будет ворчать, что пора вылезать из постели.
Но дверь открывается, и входит Нова. Волосы у нее зачесаны кверху, пряди спадают на лицо. На ней короткое черное платье с красными полосками и тонкими лямочками, видны голые плечи и ключицы. Голубые глаза окружены черной подводкой, полные губы выглядят глянцевыми. Больше никакой косметики у нее на лице, кажется, нет, во всяком случае, веснушки на носу не замазаны.
Она смотрит на мою голую грудь, сжимая в руке телефон, и я вдруг смущаюсь, что сижу тут в одних трусах. Ей виден отвратительный шрам на груди, оставшийся после той аварии, когда меня чуть не разрезало надвое как физически, так и психологически, и татуировка на руке – имена всех, кого я убил в тот день. Щеки у нее краснеют, но, к моему удивлению, она не выбегает из комнаты. Показывает через плечо в коридор:
– Я с Делайлой пришла, а Дилан сказал, что ты уже давно спишь и тебя пора будить.
– Так и сказал? – качаю я головой. Я мало знаю Дилана, но чем дольше живу здесь, тем яснее понимаю: он, кажется, любит напрашиваться на неприятности. Я встаю и подхожу к зеркалу, стараясь изобразить на лице улыбку. – Ну вот, ты свое дело сделала. Я проснулся.
Нова кивает, и я жду, что теперь она уйдет, но она все стоит в дверном проеме. А потом с таким видом, будто жутко нервничает, делает глубокий вдох, переступает порог моей комнаты и начинает ходить и смотреть. Одежду и рисунки, разбросанные по всему полу, комод с зеркалом, кровать – все это она внимательно рассматривает, а я ежусь от неловкости, доставая из комода рубашку.
Она останавливается возле кровати и разглядывает рисунок, который я сделал еще в школе, – Лекси в одном нижнем белье. Интересно, что она думает? Может, ей неприятно на это смотреть? А если и так, какое мне дело?
Нова склоняет голову набок, нагибается, чтобы поднять рисунок, и я открываю рот, хочу сказать ей: «Не трогай» – мне как-то не по себе оттого, что портрет Лекси будет держать в руках другая девушка. Но Нова сама останавливается и убирает руку.