— Налево! Налево!
Однако он так и не понял, услышала ли она его, поскольку ее слов уже не мог разобрать. Тогда он попытался крикнуть еще раз, на этот раз по-французски:
— À gauche! À gauche![38]
Но результат оказался не лучше предыдущего. Он вновь услышал какое-то неразборчивое приглушенное бормотание, а потом наступила тишина. Он понял, что Луиза, скорее всего, пошла не по тому туннелю.
Затем наступила долгая тишина, но это не волновало его. Так или иначе, Луиза обнаружила бы свою ошибку, вернулась в первую пещеру и попробовала бы пройти во второй туннель. Он был так уверен в этом, что даже не волновался за нее. Он был расстроен лишь тем, что их радостная встреча, должно быть, задерживается надолго. И он с решительностью, но одновременно и с относительным спокойствием стал ждать и, когда вновь услышал голос Луизы, понял, что она вернулась в первую пещерку и теперь безошибочно направляется к нему. Вскоре он услышал ее шаги, а потом ее голос и чирканье зажигающейся спички. Вспыхнуло яркое пламя. И в следующий миг они заключили друг друга в объятия.
Клайду становилось все труднее и труднее писать письма. Отчасти потому, что для этого требовались огромные физические усилия — старику было очень трудно сидеть прямо. Однако теперь значительно труднее было даже сосредоточиться, сфокусировать мысли на главной теме и потом переложить их на бумагу. Все больше и больше ему нравилось сидеть в удобном кресле, чтобы рядом с ним лежал верный Наффи. В холодные дни кресло ставили возле камина в кабинете, когда же было жарко, его выносили из дома и устанавливали возле огромного дуба, которых в саду было так много. Клайд больше не был одинок. Страдания, которые ему пришлось претерпеть с утратой Люси и Кэри, а также боль от разлуки с Ларри теперь были печалями прошлого; один спокойный день сменялся другим без всяких, даже самых ничтожных перемен. Его больше не сердило, когда к нему приходил Дюмайн или Трегр посоветоваться насчет плантаций; по его мнению, они не вели серьезных разговоров и никогда не засиживались подолгу. Каждую субботу, перед тем как начать исповедовать, к Клайду заходил отец Легран. Старик всегда ожидал его прихода с радостью. Менее регулярно к нему заглядывали доктор Дюссан и Валуа Дюпре. Клайд получал удовольствие и от их визитов. Однако отец Легран был единственным человеком, которого Клайду и вправду не хватало.
Он перестал ездить верхом. Раз или два ему приходило в голову, что, наверное, следовало бы дать знать Ларри, что он перестал ездить верхом и что только до части плантации, за исключением домов и садов, которые он сейчас видел, он мог добраться в кабриолете. В кабриолет было проще садиться и выходить из него, нежели влезать и вылезать из «форда», а кроме того, наверное, старику больше нравилось чувствовать себя, как в те старые времена, когда еще не было автомобилей и люди ездили в экипажах. Дороги через плантации, равно как и подъезды, ведущие к ним, теперь были отличными, и Клайд научился узнавать все необходимое, не покидая своего излюбленного кресла. Но, конечно же, это было не так, как тогда, когда он объезжал поля верхом. Да, наверное, все же надо дать знать об этом Ларри…