— Понятно. И когда жена лежала с мужем в постели, эта кушетка все время напоминала ей о том, что ее ожидает. Не думаю, что это слишком тактично. А ты?
— Да, боюсь, ты совершенно права.
Он сказал это очень рассудительным тоном и только потом понял: Луиза могла подумать, что он рассердился на ее легкое подшучивание насчет историй об ужасных родах на плантациях и даже в самых роскошных и богатых домах, а также об огромном количестве случаев, закончившихся гибелью матери или ребенка, или обоих… и все это именно в те времена, когда, главным образом, пользовались кроватками для принятия родов. Луиза, соскользнув с постели, встала рядом с ним в своем прелестном прозрачном пеньюаре.
— Дорогой, ты же понимаешь, что я только шучу. Если ты хочешь, чтобы кроватка для принятия родов стояла в нашей комнате, то меня она вовсе не пугает. Во-первых, потому, что я хочу, чтобы ты занимался со мной любовью — и не важно, с какими последствиями. Я уверена, что умру от разрыва сердца, если ты перестанешь заниматься этим. И, во-вторых, потому, что я хочу иметь кучу детей. А ты?
— Я… я… наверное, да. Я еще как-то не думал об этом. Пока я думал только о том, как сильно я тебя люблю.
Они улыбнулись друг другу и какой-то миг сдерживались. Но спустя несколько секунд Луиза придвинулась к нему, обвила руками его шею, не ожидая, когда он ответит тем же.
— Ну, о каких еще комнатах ты хочешь рассказать мне, прежде чем мы ляжем спать? — настойчиво спросила она.
— На первом этаже их великое множество, не считая винного погреба и кладовок, которые ты решила осмотреть завтра. Другие комнаты раньше существовали для приема деловых посетителей. Чтобы им было как можно удобнее. В былые дни плантаторы и судовладельцы строго разделяли личную и деловую жизнь, поэтому там имелась даже столовая. А одна из спален в конечном итоге превратилась в мою классную комнату. — Он замолчал на короткое время. — Дедушка сам учил меня до тех пор, пока мне не исполнилось двенадцать. Полагаю, пока ты можешь пропустить классную, если не возражаешь. Но там есть еще одна спальня, она находится напротив той, где стоят монастырские кровати. Мне бы хотелось, чтобы ты осмотрела ее. Эта комната была моей детской, пока я не стал достаточно взрослым, чтобы перейти в комнату дедушки. По-моему, раньше ее использовали, главным образом, как вторую гостевую комнату. Однако слуги всегда называли ее комнатой мистера Бушрода.
— Ты говоришь о своем командире из Кобленца, о полковнике Б. Гаррисоне Пейдже?
— Да. Ты же знаешь, он был старшим братом моей матери — сыном моей бабушки, тоже от первого брака. По-моему, вполне понятно, что, когда бабушка вышла замуж за дедушку, детям пришлось разделиться; таким образом, дядя Бушрод, конечно, считался членом семьи в Синди Лу, хотя и жил с моей прабабушкой на плантации в Виргинии, которую он в конце концов и унаследовал. Но всякий раз, приезжая сюда, он поселялся в этой комнате. Дедушка всегда из кожи вон лез, чтобы поступить честно и справедливо… Он назначил дяде Бушроду регулярное денежное пособие, даже после того как было условлено, что цена за его владения Сорренто и Амальфи более чем компенсирует цену за мое владение Синди Лу. Это было задолго до того, как дедушка приобрел для меня Викторию, считая, что дяде Бушроду более чем достаточно. Во всяком случае, в завещании па оговорено: дядя Бушрод будет получать две сотни долларов ежемесячно, несмотря на то что он женат на миллионерше.