— Боюсь, мне следовало бы научить тебя очень многим вещам, а я этого не сделал, — печально произнес Клайд. — И я все больше и больше понимаю, что…
— Ну, папа, полно тебе, ведь ты меня столькому научил! Ты научил меня всему, что я теперь знаю, кроме алфавита и молитв.
— Да, но я должен был научить тебя и этому. Мне не следовало бы ждать, когда это сделают за меня пожилая дама и невежественная цветная девушка…
— По-моему, тетушка Эми и Тьюди были очень рады научить меня чему-нибудь, пока ты учил меня чему-то еще, правда ведь?
— Да, не сомневаюсь, они-то рады. А вот я — нет.
— Не понимаю, почему? А я-то думал, что ты обрадуешься… Мы смогли заниматься на всех этих интересных уроках только потому, что я выучил алфавит. А теперь, когда ты знаешь об этих молитвах, мы могли бы читать их вдвоем, правда? Каждый вечер, перед сном. Громко. И встав на колени. Тогда мы будем уверены, что не будем читать их очень сонными.
* * *
Этой ночью впервые с тех пор, как Клайд сбежал из сиротского приюта, будучи тогда почти ровесником Ларри, он встал на колени возле кровати и стал молиться Богу. Ларри вторил ему. А потом, по-прежнему вторя друг другу, хотя Клайд многократно пропускал слова, они прочитали «Радуйся, Богородица».
Когда Ларри исполнилось двенадцать, его привели к первому святому причастию. А следующей осенью он поступил в Джефферсон-колледж как пансионер[13].
Первое расставание стало ужасным ударом и для мальчика, и для Клайда. Хотя на осознание этого у Клайда ушло довольно много времени, он в конце концов понял, что Ларри, несомненно, требуются более хорошие учителя и товарищи-сверстники. Сперва в классе катехизиса мальчик вел себя очень робко, но постепенно он обзавелся несколькими друзьями. И теперь эта дружба развивалась.
Учебный год был долгим: начинался он в сентябре и завершался в июне. На Пасху каникул не было, лишь короткие каникулы на Рождество. В первое воскресенье каждого месяца Ларри разрешали уезжать домой, а по остальным воскресеньям и четвергам к нему разрешалось приезжать Клайду. Эти короткие визиты были скорее мучительными, нежели радостными. И оба считали дни от сентября до Рождества и от Рождества до июня. А потом каждую минуту, проводимую ими вдвоем, они считали самой счастливой. И никому из них даже в голову не приходило, что Ларри может захотеть погостить у кого-нибудь из своих школьных приятелей или пригласить кого-нибудь из них в Синди Лу. Они наслаждались обществом друг друга и были безумно счастливы после столь долгих разлук. И посему никто из них не нуждался в обществе кого-нибудь еще. Но однажды, уже привычно отклонив несколько приглашений, Ларри упомянул об одном таком приглашении деду. Причем упомянул совершенно случайно, мимоходом. Клайд быстро ответил: