А в душе что-то протестовало:
— Я разбил счастье семьи ради личного счастья. Разрушил годы семейной тихости ради бурных восторгов одной медовой недели…
Марья Александровна, напротив, возмущалась искреннейшим образом:
— Неужели меня, в самом деле, он хочет прятать от жены!.. Посмотрим!.. Нет, голубчик, это не пройдет!.. Я приду к его жене и расскажу все…
Глава вторая ЖИВОЙ ТРУП И ДВЕ ЕГО ЖЕНЫ
Паспортист взял у старшего дворника документы и вскрикнул на весь участок:
— Иван Николаевич!..
— Что с тобой!..
— Иван Николаевич, ущипните меня!.. Я или сплю, или еще после вчерашнего пьян!..
— Ты, брат, и после вчерашнего, и после третьего дня и вообще всегда пьян… Я не знаю, зачем так орать…
— Да вы посмотрите на этот паспорт… Сами закричите…
Околоточный взял паспортную книгу и вслух прочитал:
— Петр Николаевич Невзоров… потомственный дворянин… Ну, что же из этого? Мало ли на свете дворян Невзоровых…
— Так ведь Петр Николаевич…
— Ну так что же… Вон у нас в участке два Семенова и оба Иваны Никифоровичи… И даже не однофамильцы!..
— Да вы читайте дальше!..
— «Время рождения 15 мая 1879 года… Вероисповедания православного… Место постоянного жительства… Петроград… Женат первым браком на девице Лидии Львовне, урожденной Буйносовой…»
— Да, ведь убийцу-то Невзорова, жену-то его Лидией Львовной зовут… Я — сам в газетах читал, что она дочь полковника Буйносова!.. А у полковника Буйносова в поварах был дядька моей Марьи Михайловны…
— Что ты брешешь…. Лидия Невзорова сидит в тюрьме…
— Вот то-то и оно! Как же я пропишу, когда собственник паспорта убит! Значит, этот паспорт Невзорова кем-то похищен…
— Ну какой же дурак будет предъявлять в Петроград, где все кричат о деле Невзоровой, паспорт ее мужа!..
— Этот дурак не один… С ним дама, которую он выдает за свою жену и хочет прописать под именем Лидии Невзоровой!..
— Сенсационное преступление!.. Звони скорей помощнику!.. Их надо преследовать, пока не поздно!..
В закрытом автомобиле Петр Николаевич и Марья Александровна поехали на острова, на Стрелку.
Избалованная Варшавой и ее окрестностями, утомленная железной дорогой и медовой неделей, Бина не восхищалась ничем.
Скоро она задремала, склонивши голову на плечо возлюбленного.
А он ехал, полный самых противоречивых настроений.
Ему вспоминались поездки на Стрелку с Лидией, когда она была еще невестой.
Часами бродил, любуясь закатом.
Так безмятежно и ясно все было.
Так радостно было это вспоминать…
А то вдруг делалось так тоскливо, так обидно… так жалко Лидию… и себя, — того чистого себя, которого больше нет.