– Прошу, – он сделал крышкой широкий жест и скинул ее на поднос официанту, – дорада, устрицы, форель, стерлядь и краб. Все, что было из приличного в этом заведении. Не стесняйтесь. А вы идите, без вас справимся.
Официанты убрались с глаз долой, Орехов сложил себе на тарелку горку из белой рыбы и, ловко орудуя ножом и вилкой, приступил к еде. Потянулся за рислингом, обнаружил, что бутылка давно опустела, махнул охраннику у двери, и тот высунулся за дверь. И через полминуты принес к столу еще одну, такую же, поставил и удалился. За столом никто не шевельнулся, все смотрели кто куда. Вика снова сжала Егору колено и так держала, точно боялась, что он снова сорвется. Печень почти перестала ныть, дыхание восстановилось, но со вторым броском Егор решил пока повременить.
– Есть хочу, – с набитым ртом сказал Орехов, – рыбу люблю, страсть. Привык в Италии. Я ж в Италии десять лет прожил, прикинь?
Он отхлебнул вина и посмотрел на Егора.
– Не знал? Понятно, откуда? Я тебе сейчас все расскажу. Может, ты помнишь, что мой папаша наделал кучу долгов, куда деньги дел – черт знает. Я тебе говорил тогда, что придется отрабатывать, а ты не поверил… Я сам не поверил, – он поднял нож, видя, что Егор хочет возразить, – но пришлось. Нет, не землю копал, не кирпичи таскал. Сказали, что справлюсь, и я справился. Тогда время, сам помнишь, лихое было, люди миллионы в один день зарабатывали и жизнь теряли, а самые ушлые с заграницей стали торговать. А как торговать, если языков не знаешь? А я знал, хорошо знал…
Он быстро ел, еще быстрее напивался, но не пьянел, лишь порозовел и расслабил галстук. Потом взялся за устриц, ловко расправлялся с ними под лимончик, откидывая большие раковины на пустую тарелку.
– Я переводил договоры, паспорта сделок, документы, сопровождал хозяев на переговорах с деловыми партнерами. Поэтому меня били несильно и не по голове – я должен был хорошо выглядеть на встречах. Поэтому просто угрожали сделать калекой, колясочником, один раз чуть палец не отрезали, просто так, чтоб о побеге и думать забыл. Кровищи было… Но кормили, прикинь, и даже телик смотреть разрешали, чтобы вконец не одичал – я же играл роль полноправного партнера. И так полтора года, Егор, полтора года, я думал, свихнусь. И тут в одном кино, – Орехов взялся за очередную устрицу и принялся вырезать ее из раковины, – я увидел, как заложник вроде меня подает на переговорах знак той стороне: я в опасности, спасите. И я решил – чем черт не шутит, рискну. Тут как раз сделка намечалась с одной итальянкой, у нее в Милане был мебельный салон, и наши нувориши эти позолоченные навороты страсть как уважали. Притащили меня, сидит эта грымза под семьдесят, в парике, со вставной челюстью и силиконовыми сиськами, и прямо-таки жрет меня глазами. Ну я возьми и ляпни – хэлп ми, синьора, я в беде, помогите. И помогла… Агатой ее звали.