Оказалось вкусно, а компания в виде старшего брата отвлекла от тяжёлых мыслей.
Закончив с завтраком, я некоторое время смотрел в пустоту перед собой, потом повернулся к брату. Он оборвал себя на полуслове.
-- Шон, ты меня прости, если что не так было... за всё. И за то, что я над тобой издевался всю жизнь, -- попросил я.
-- Да ты с ума сошёл?! -- старший брат скривился как от боли, обнял меня за плечи своей здоровой ручищей. -- Да я же жить не смогу без твоих подколок. Зачем я тебя иначе бы провоцировал всю жизнь? Без твоей "я мстю и мстя моя страшна" -- просто скучно! Ты же такой забавный, когда злишься. Эдакий боевой воробей...
-- Ну всё, тебе кранты! -- зловеще пообещал я. -- За "боевого воробья".
-- Орёл! Только мелкий, -- тут же усугубил своё шаткое положение братец. -- О, я знаю этот взгляд! Уже боюсь заранее, -- едва справляясь со смехом, объявил Шон.
-- И правильно делаешь, -- сощурился я, выдав одну из своих пакостливых улыбочек.
Тут из комнаты, откуда меня выгнали пару часов назад, вышел отец. Стало не до взаимных подколок.
-- Выжил. Пока что, -- устало произнёс второй император. -- Вытянет ли -- уже другой вопрос...
-- К нему можно? -- поинтересовался Данька.
-- Мы просто рядом посидеть... -- просительно добавила Манька.
-- Идите, -- махнул рукой папа. -- Хуже от этого не будет.
Шон ушёл вслед за двойняшками, а папа занял освобождённое братом место. Ну вот, опять не дадут обивку дивана поизображать.
-- Ты не пойдёшь? -- спросил отец.
-- Они все выдохнутся через пару-тройку часов, -- ответил. -- Тогда я их повыгоняю, чтобы отоспались. А пока что... слушай, пап, у тебя ещё силы остались? -- кое-что вспомнив, спросил я.
-- Смотря для какой цели, -- осторожно отозвался отец.
Закатав рукав рубашки, я продемонстрировал отцу шрам на предплечье.
-- Косо срослось, что ли... Мало того, что доспеха нет, так ещё и рука болит.
Папа нахмурился, провёл пальцами по татуировке.
-- Этого я не предусмотрел, -- пробормотал отец, сосредоточенно изучая испорченный артефакт. -- Пойдём-ка ко мне, я попробую исправить.
Пол под ногами изображал из себя палубу корабля в страшный шторм, но до папиных покоев я всё же добрался. Папа вручил мне две белые капсулы и стакан с какой-то шипучей, невкусной фигнёй. Я покорно выпил.
-- Рубашку снимай и на диван ложись, -- потребовал папа.
Пока я расстёгивал пуговицы, успели занеметь кончики пальцев.
-- Что это ты мне дал? -- поинтересовался я, укладываясь на диван так, чтобы рука с татуировкой была наверху.