— Ну и ладно. Скажи мне, где ты держишь аптечку, и я сам обработаю раны.
Она посмотрела на него без всякого выражения.
— Точно. Конечно, у тебя нет аптечки. Ты, наверное, просто приложишь травки к своим порезам и ожогам.
Он опять вздохнул.
— Предлагаю тебе снять свой разорванный кожаный гардероб и переодеться в футболку и пару шортов, затем принести мне миску с горячей водой и чистую тряпку. А я пойду, достану аптечку из машины.
Он почти вышел, когда она сказала:
— Лаванда и алоэ для ожогов. Возможно, мед, в зависимости от пореза. Он антибактериальный, между прочим.
Здорово. Теперь у него в голове была картинка — она, обмазанная медом. Теперь он не сможет спокойно намазывать его на тост.
***
Когда он вернулся, Баба сидела на диване, положив больную ногу на спину собаки, а бутылка пива была зажата в ее правой руке. На ней были майка и шорты, что позволяло хорошо рассмотреть раны, покрытые корками с левой стороны. Увидев это, Лиам присвистнул.
— Должно быть, сильно болит, — сказал он, пытаясь не таращиться на ее длинные, стройные ноги. Ярко красная кровь капала с ее левого колена, этого хватило, чтобы отвлечь его.
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я отвез тебя в кабинет неотложной помощи?
Баба покачала головой.
— Аппараты вместо медицины — нет, спасибо. Я уже говорила, на мне все быстро заживает. Немного этого, — она подняла пиво, — хороший ночной сон, и я буду в порядке.
— Точно. Но я так не думаю.
Он нашел серебряную миску и льняную тряпку, которую она оставила на стойке, и поморщился от такого грубого их использования. Кто вообще хранит серебряные миски в трейлере? Очевидно, женщина, у которой сочилась кровь прямо на бархатную софу, и ей было все равно. Он поставил миску и аптечку на кофейный столик и принялся за работу, усевшись возле Бабы на краю дивана. Царапина на челюсти была воспаленной и кровила, ему пришлось бороться с собой, чтобы не поцеловать ранку, чтобы все быстрее зажило, вместо этого он втер немного мази с антибиотиком. Он пытался все сделать очень аккуратно, но раны на локте и колене были забиты гравием, и поэтому, прежде чем перевязать, их нужно было очистить. Лицо Бабы было белым и неподвижным; она походила на статую какой-то богини. Только если богиня была бы покрыта порезами, испачкана мазутом и гравием.
— Хорошо, что ты носишь кожу, — сказал Лиам, когда вынимал пару глубоко попавших камушков пинцетом, который казался крошечным в его большой руке. — Все могло быть намного хуже.
Он вытер выступившую кровь и поморщился.
— Не то, чтобы все так хорошо. Извини, если делаю тебе больно.