Баба, как всегда, пожала плечами, хотя он заметил, что она сделала большой глоток пива, прежде чем сказать:
— Моя приемная мать в таких случаях обычно говорила, — она протараторила несколько предложений на русском, и это напоминало звук кофейной мельницы, которую крутят в обратном направлении. — Это значит, грубо говоря, боль в основном от разума, чем от материи: если ты о ней не думаешь, тогда она не имеет значения.
У него вырвался смешок:
— Мой старый футбольный тренер говорил что-то очень похожее, но обычно заставлял тебя сделать пятьдесят отжиманий после этих слов.
Они оба засмеялись, и Лиам почувствовал, как немного напряжения ушло с его плеч. Промокнув колено досуха и нанеся на него мазь с антибиотиком, он начал медленно бинтовать сустав. Теперь, когда худшая часть была сделана, он пытался не смотреть подолгу на пиво, свободно болтающееся в руке с длинными пальцами. Плоская башка боднула его в ногу, он посмотрел вниз и с удивлением увидел Чудо-Юдо, сидящего у его ног и держащего пивную бутылку в больших белых зубах.
— Ух ты, — сказал он, аккуратно беря ее у своего необычного официанта и вскрывая крышку своим швейцарским ножом. — Какой любезный пес.
Баба только закатила глаза.
— Чудненько, — сказала она огромному белому псу. — Два из двух. Давай больше не будем испытывать удачу?
Как обычно, Лиаму показалось, что он упускает половину разговора — половину, которая бы придавала смысл этому. Поэтому он решил сменить тему, на ту, что привела его сюда в первую очередь.
— Не люблю запугивать своих пациентов, — сказал он, завязывая концы повязки и убирая волосы из глаз, прежде чем заняться локтем, — но ты бы не хотела мне рассказать, почему ты посчитала хорошей идею донимать Майю Фриман?
Обычно доброжелательное выражение лица Бабы приобрело хмурый вид.
— Я надеялась застать ее врасплох и заставить признаться кое в чем, — созналась она. — Не особо продумано, я знаю. Но, по крайней мере, я думала, она будет знать, что кто-то за ней присматривает, и дети перестанут исчезать.
Лиам процедил сквозь сжатые зубы, пока собирал остатки в аптечку:
— Ты вообще понимаешь, что если Майя и в самом деле, замешана, ты только что предупредила ее о том, что ты об этом знаешь, и это меньше всего заставит ее привести нас к детям, которые уже пропали.
Он даже не озаботился отметить, что если бы Майя действительно была виновна, то Баба и сама была в опасности; у нее и так уже был тяжелый вечер.
Баба вздохнула и поставила ноги на кофейный столик, ее мохнатая подставка удалилась поспать перед холодильником, как если бы боялся, что кто-то оттуда украдет нечто ценное, пока он спит. Легкий храп заставлял буфет дребезжать.