— Специально заходил и узнавал, — отвечал Юрий злобно. — На меня напали на улице. Я еле отбился. А все из-за того, что ты гоняешь меня еще за Борей. Не беспокойся, он-то чудно устроился и ходит под охраной. Что ему сделается! Ты меня со свету с ним сживешь! Я и так подыхаю от усталости, а тут еще рыскай по городу. Чуть не убили. Что за жизнь! Что за жизнь!
XLII
Врач был очень удивлен тем, что Борис остался жив.
— С ума сойти! — сказал он, когда дело явно пошло на поправку.
Солдат-парикмахер постриг и побрил Бориса. Впервые за все это время Борис посмотрел на себя в зеркало. Он, потер висок и промолвил:
— Вы тут, кажется, мыло оставили.
— Я тут ни при чем, — обиженно возразил парикмахер. — Какое же это мыло?
Виски побелели не от мыла. Это была седина.
Из армии Бориса отчислили, и он пошел работать в аппарат Совета.
Его отказались принять в армию и через год, когда Юденич подступил к Петрограду. Клешнев ушел на фронт, а Бориса не взяли. Его военная служба, видно, кончилась. Последнее ранение окончательно вывело его из строя.
В конце девятнадцатого года Клешнев вернулся из армии, и Борис перешел к нему в культурно-просветительный отдел районного Совета на должность секретаря.
Странное ощущение иногда возникало у Бориса, — ему порой казалось, что Мариша существовала только во сне. Но она не во сне сказала: «Не озлобляйся».
И он послушался ее.
Борис навсегда запомнил распахнутый тулуп, серую ушанку, удивленное лицо… Но надо было жить дальше, жить и работать.
Он поселился у Клешневых, это устроила Лиза. Она любила вспоминать, как он пришел к ним впервые:
— Ты был совсем глупый, самых простых вещей не понимал, тебя смешно было слушать…
Но Лиза так и не рассказала, как повернулось к нему ее сердце, когда она увидела его в госпитале после гибели Мариши. Тогда она сказала себе, что не оставит его ни за что.
Борис вставал в восемь часов утра и к девяти отправлялся на службу. Ежедневно с двенадцати до четырех он в качестве секретаря Клешнева принимал в Совете посетителей. К нему выстраивалась очередь, как за хлебом. На прием часто являлись люди с такими делами, которые совершенно его не касались, и ему не верили, когда он говорил:
— Это от меня не зависит.
Добравшись до него, каждый посетитель стремился рассказать ему всю свою жизнь, чтобы получше обосновать ту или иную просьбу. Женщины, рассказывая ему свое дело, часто взглядывали на него, как Тереза в цукерне и дамочка в финском санатории. Борис старался быть вежливым: внимательно выслушивал каждого и обстоятельно отвечал. К нему стали приходить уже не по делу, а просто так — посоветоваться. Ему приходилось выслушивать немало чепухи. Вот сегодня, например, какой-то тайный советник явился с просьбой о восстановлении в чине. Он так и сказал: