— Эйприл не обращала внимания на рубцы и шрамы. Она время от времени работала. Они что-то ели. У них была крыша над головами. Она была его будущим.
— Не Эйприл, а Питер, — упрямо заявила Ева.
— Нет. Это показывает его намерение изменить страховой полис. Питер его бросил. Не знаю, по какой причине, но они рассорились.
— Весьма сомнительно! — произнесла Ева. — Стремление сэкономить деньги для компании совсем замутило ваши мозги. Если Питер убил своего отца ради страховки, почему же он не попытался ее получить? Чем он сейчас занят?
— Где-то дрожит от страха, — ответил с усмешкой Дэйв. — Некоторые люди так расплачиваются за убийство. Одно дело — убить человека. Другое дело — ждать и жить с осознанием собственной вины… Благодарю за мартини. — И он пошел к выходу через пол утемный коридор.
Вечер застал его во внутреннем дворе. Он посмотрел на часы: 6.10. Ему следовало позвонить раньше. Ну, что же, придется это сделать сейчас. Есть ли поблизости телефон?
Автомат ждал на темном углу, как ребенок из давно позабытой игры в прятки. Будка была старая деревянная, с решетчатыми окнами, с трех сторон полускрытая разросшимся ивняком. Когда он вошел внутрь, с трудом закрыл дверь и даже включил свет, то подумал, что отростки все того же ивняка, пробившиеся в трещину в полу, напоминают корни растений, которым любой гроб не представляет преграды. Ни один человек не отважится в такой будке на долгий разговор, даже если ему некуда спешить. Где-то снаружи часы пробили четверть.
Дэйв набрал нужный номер.
— Алло?
Трубку взяли сразу же, но голос звучал неясно, ибо в комнате работало радио. То ли Эдит Пиаф, то ли Жульетт Греко. Он так и не разобрал. Это не имело значения. Он относился плохо ко всем этим шансонье из Франции, впрочем, как и к копиям из «Пари-матч», обильно украшающим их гостиную, и ко всем письмам Жанет. Потому что для Дуга они оставляли в живых Жан-Поля, разбившегося автогонщика, у которого тот жил так долго. Дэйв у него останавливался на то время, что он работал в НАТО во Франции. Дэйву захотелось крикнуть: «Выключи приемник!», но он не закричал. Они никогда не кричали друг на друга. Их отношения не были столь близкими, к сожалению.
Он сказал:
— Это телефон на кухне? Ты готовишь?
— Нет, это телефон в спальне. И я ничего не готовил. Только что принял душ.
Он ясно представил себе парнишку, невысокого, но с широкими плечами, совершенно нагого, поддерживающего трубку плечом, пока он вытирался красным махровым полотенцем Рода, а вода капала на коврик Рода. Родом звали его незабвенного приятеля, после смерти которого он никак не мог оправиться.