После того, как первый шок прошел, Угрюмченко перестал требовать, чтоб его срочно вернули к человеческому облику. Не потому, что понравилось быть птицей, а просто по причине осторожности — а вдруг и правда так расколдуют, что еще хуже станет? К тому же Петрович-беркут чувствовал себя лучше, чем Петрович-человек: пропали неприятные хрипы в груди, перестала шалить печень, давно изъеденная циррозом, и, хотя этого он пока еще не знал, бесследно испарился нарождающийся рак пищевода.
— Подушка пойдет? — приволок огромную подушку Вадик.
— Пойдет! Тоже с перьями! Гы-гы, Вадик, а ты где это такую подушищу нашел? У нас такие только…
— Ага, у бабушки, — расплылся в улыбке близнец. — Я у нее из-под головы вытащил.
— А я — вторую! — пропыхтел Гешка, тащащий вторую подушку, точно такую же.
Матильда Афанасьевна всегда спала на двух огромных подушках, положенных друг на друга. А третью, маленькую, клала под ноги.
— Бабку без подушек оставили?… — сурово нахмурился Колобков. — Надо вас за это наказать!.. потом. А пока вот вам немножко мелочи на мороженое.
Близнецы приняли от отца две сторублевки и одинаково ухмыльнулись. Они уже давно выучили, что папа никогда не сердится, если подстроить бабушке Матильде какую-нибудь гадость. Наоборот, может слегка субсидировать наличными.
— Дед! — хлопнул Каспара по плечу Чертанов.
— А?! Что?! Я не сплю, не сплю! Чего надо?!
— Вот тебе экспериментальный полигон. Преврати подушку в человека.
— Да не в какого попало, а в Петровича! — дополнил Колобков.
— Э, э, Иваныч, не надо! — заволновался настоящий механик. — Зачем нам тут два Петровича?
— А мы одного за борт скинем.
— Не надо, Иваныч! А вдруг перепутаете и настоящего скинете?!
— Вы сами знаете, чего хотите? — сухо осведомился Бальтазар.
А с рук Каспара уже срывались миллионы крошечных искорок, несущихся к подушке. Они окутали ее плотным кольцом, постельная принадлежность начала вздуваться, расти… и вдруг резко лопнула. Только перья во все стороны полетели, да сиротливо опала на палубу рваная наволочка.
— Это мог быть я, — тихо констатировал Угрюмченко, невольно пряча клюв под крылом в чисто птичьем жесте. Орлиное тело начинало потихоньку сливаться с человеческими разумом и душой, привнося новые инстинкты и умения.
— Ничего страшного, у нас еще одна есть! — поспешил пододвинуть вторую подушку Колобков. — Давай, дед, попробуй еще раз! Только аккуратнее!
Каспар вновь послушно использовал заклинание. На сей раз подушка не лопнула. Наоборот, она со свистом сморщилась, почернела и в конце концов трансформировалась во что-то, больше всего похожее на сильно помятый уголек.