– Отец мой, – встал царь на колени, – утешь меня.
– Утешение близится, – отвечал тот. – Вчера я со старцем Распутиным снова скорбел за вас. Мы плакали, а потом вдруг стало светло, и Григорий сказал: «Ужо вот скоро царю полегчает!»
* * *
Через 12 лет, в разгар новой революции, из камеры Петропавловской крепости тащили на допрос генерал-лейтенанта Герасимова, бывшего в 1905 году начальником столичной охранки. Этот человек знал очень многое и держался нервно. С губ жандарма часто срывалось гневное слово рвань… Его спросили:
– О какой рвани говорите, Александр Василъич?
– Простите, я имею в виду сволочь придворную. – Хорошо. Продолжайте, пожалуйста.
Герасимов весь подался вперед – в напряжении:
– Я хочу сказать про Распутина.. Кто нашел его? Это я! – заявил жандарм, почти гордясь этим. – В то время, когда боялись каждого, когда все казались подозрительными лицами, дворцовый комендант однажды вызвал меня…
– Кто вызвал?
– Дедюлин! Он сказал, что в столице появился мужик. По всей вероятности, переодетый революционер… Мужика взяли под наблюдение. Это и был Гришка Распутин.
О том, что такой Распутин существует, департамент полиции узнал от того же Дедюлина, который доложил по телефону:
– Я заметил шашни придворных дам с некиим Распутиным. А некоторые из дам часто бывают на царской половине. Это опасно! Хотя бы потому, что не исключено занесение сифилиса в царскую семью. Не мешало бы проверить – кто этот хахаль?
Машина сыска закрутилась, а тут из Сибири подоспел еще и донос Покровского священника отца Николая Ильина; справка из волости Тюменского уезда заверяла жандармов, что Распутин «первоклассный негодяй». Состоялся доклад директору департамента:
– Этот подозрительный мужик, надо полагать, переодетый революционер.
Связан с духовенством и черной сотней, но это, видимо, лишь маскировка.
Замечен в радикальных разговорах.
– А партийная программа его прощупывается?
– Темнота… Иногда треплется о «мужицком царстве», из чего можно заключить, что по своим настроениям близок к эсерам. Прикажете взять его под «освещение»? Гласное или негласное?
– Как угодно. А для филеров пусть он проходит под кличкою, ну, хотя бы…
– Директор подумал. – Пусть он будет Темным!
Под этой филерской кличкой Распутин и останется до самой гибели. Позже, когда он достигает могущества, само наблюдение за ним механически превратится в его охрану, и Гришке будет уже не по себе, если не услышит шагов за собою… А сейчас он слежки даже не заметил, поглощенный своими делами.