Кейти, не теряя времени, привела миссис Баррет, чье негодование не знало границ, когда она услышала о том, как беспомощное семейство оказалось лишенным заботы.
– Она новенькая, мэм, эта стюардша, – объясняла миссис Баррет, – и ужасно неумелая! Я говорила капитану, как только она появилась на судне, что я о ней невысокого мнения. Теперь он сам в этом убедится. Мне стыдно, мэм, что такое случилось на «Спартаке», стыдно, да. При Элизе, мэм, ничего подобного никогда бы не произошло. Элиза – та стюардша, которая ушла с корабля и вышла замуж перед прошлым плаванием, а эта новенькая пришла на ее место.
И пока миссис Баррет говорила все это, она усердно устраивала поудобнее миссис Уэр – так, кажется, звали несчастную даму, а Кейти кормила Гретхен хлебом и молоком из большой миски, которую принес один из стюардов. Маленькое безропотное существо, очевидно, почти умирало от голода, но с каждым глотком румянец постепенно возвращался на ее щеки, губы становились ярче, а темные круги под голубыми глазами – меньше. К тому времени, когда в миске стало видно дно, бедняжка уже могла улыбаться, но так и не сказала ни слова, кроме произнесенного шепотом «Danke schönn»[34] Ее мать объяснила, что девочка родилась в Германии и что до сих пор за ней всегда ухаживала немецкая няня, так что немецкий язык был знаком ей лучше, чем английский.
Гретхен очень занимала Кейти и Эми на протяжении всего остального путешествия. Они часто брали ее с собой на палубу, и она была вполне довольна их обществом и очень послушна, хотя всегда оставалась серьезной и молчаливой. Среди пассажиров, как это всегда бывает на океанских лайнерах, оказалось немало приятных людей, а за другими, возможно не столь приятными, было любопытно понаблюдать.
Постепенно у Кейти возникло ощущение, что она много знает о своих попутчиках. Среди них была молоденькая девушка, ехавшая к родителям в сопровождении строгой гувернантки, – девушка, которой все на борту, пожалуй, даже сочувствовали. Была и другая девушка, ехавшая изучать живопись; она путешествовала совсем одна, и, похоже, не было никого, кто встретил бы ее в Европе или у кого она смогла бы остановиться, кроме подруги, примерно ее же возраста, уже начавшей учебу в Париже. Но девушка, казалось, совсем не думала о том, как она одинока, и была способна помериться силами с кем угодно и с чем угодно. Был и чудаковатый старый джентльмен, который до этого «пересек океан» одиннадцать раз и был готов дать совет и поделиться опытом со всяким, кто соглашался его выслушать; и другой джентльмен, не такой старый, но еще более чудаковатый, который за восемь лет до этого «застудил желудок», съев в жаркий летний день шестнадцать порций мороженого, одну за другой, перемежая их десятью стаканами столь же холодной содовой воды, и который рассказывал об этом своем волнующем переживании по очереди каждому на борту. Был и озорной маленький мальчик, чьи родители были не в силах справиться с ним и чье появление в любой части парохода вселяло ужас в сердца пассажиров, и хорошенькая вдова, взявшая на себя роль «первой красавицы» на пароходе; и другая вдова, не такая хорошенькая и не так стремившаяся быть «первой», но которая многое могла рассказать предусмотрительно тихим голосом о том, какая жалость, что дорогая миссис Такая-то сделала то или это, и как, «не правда ли, досадно, что она не решила поступить иначе». Большой океанский пароход – это целый мир в миниатюре, дающий человеку взглянуть мельком на людей, самых разных по своему общественному положению и характеру.