Рядом с Артуром в инвалидной коляске сидел другой старик; голова его дико раскачивалась из стороны в сторону, а пальцы судорожно перебирали складки потертого шотландского пледа, лежащего на коленях. Между стариками ходили ненужные теперь женщины из обслуживающего персонала, продолжая тем не менее исполнять свои профессиональные обязанности, утешая и успокаивая своих детей-переростков. На другой стороне стояла кучка хорошо одетых и прекрасно выбритых представителей делового мира. Власть против обездоленных, думал Роберт, сила против слабости и откровенный террор против всех и вся. Это была прямо картина Холокоста[25].
— Настоятель Мейтленд!
Это был молодой, энергичный репортер из „Сидней Стар“, огорченный тем, что обещанная настоятелем встреча по поводу этих событий не состоялась в тот вечер.
— Доброе утро, сэр! Вы можете прокомментировать то, что здесь происходит?
— Прокомментировать?
Роберт смотрел на острие карандаша, нависшее над записной книжкой, и в душе его поднималась буря.
— Не знаю, смогу ли я прокомментировать происходящее так, чтобы мои слова оказались в согласии с законностью и приличием, честными и печатными. То, что здесь происходит, ужасно для всех — и в большей степени для предпринимателей.
— Я могу процитировать вас, настоятель?
— Цитируйте.
— Городская опека уступила, сэр. Там заявили, что по сравнению с той суммой, что им предложили за участок, стоимость аренды за содержание „Алламби“ в качестве дома для престарелых просто не подлежит обсуждению по своей ничтожности…
— Стоимость! Стоимость! А какова стоимость человеческой жизни?
Репортер поколебался мгновение, но вновь бросился в атаку.
— Стоимость, настоятель. Чем можно ее измерить, если для большинства людей в наши дни, особенно для молодежи, Церковь и ее службы просто бессмысленны?
В то же мгновение железная рука опустилась на плечо репортера и развернула его на девяносто градусов.
— Вы видите того старика, сжимающего свои пожитки — все, что он накопил за жизнь, уместилось в рваном узелке? — гудел разъяренный настоятель. — Вы видите того несчастного в кресле-коляске, выброшенного на улицы из жилища, которое его помутненное сознание привыкло считать домом? Можете ли вы считать, что „Алламби“ и то, что Церковь сделана для своих людей, „бессмысленно“?
Журналист явно был новичком в газетном деле, „Сидней Стар“ не посылает своих асов по пустякам.
— Но учитывая, сколько бездомных вокруг, сэр, — не сдавался парень, высвобождая плечо из крепкой хватки настоятеля, — не понадобятся ли эти деньги и для молодых? Для несовершеннолетних матерей-одиночек? Одиноких родителей? Для реабилитации наркоманов?