– Твоя комната ждет тебя.
И действительно, спальня Нортона оказалась там же, где была всегда: на третьем этаже в конце погруженного в полумрак коридора. Вдоль обеих стен тянулись многочисленные двери, и Нортон внезапно поймал себя на том, что в детстве понятия не имел, что находится за этими дверями. Они всегда были закрыты и заперты, и ему даже в голову не приходило поинтересоваться, что за ними скрывается.
Помимо пространства и времени, существуют и другие измерения.
Вот что ответил Биллингсон на вопрос о точном местонахождении Дома относительно «Потустороннего Мира», и хотя Нортон ничего не сказал, это утверждение запало ему глубоко в душу, напугав его.
Тут Нортон чувствовал себя не в своей тарелке. Он страстно жалел о том, что приехал сюда. Конечно, это был ответ труса, Нортон все прекрасно понимал, но нисколько не обижался на подобное определение. Он предпочел бы иметь дело с миллионом демонов, чудовищ и прочих потусторонних явлений на улицах Финли, чем оказаться пленником здесь, в Доме. Там ужас вторгался в обычную повседневную жизнь. Здесь ужас был обычным повседневным явлением.
Проводив его к спальне, Биллингсон открыл перед ним дверь и улыбнулся.
– Желаю тебе приятных сновидений, Норт, – сказал он, после чего театрально поклонился и удалился по коридору.
Так говорил Нортону каждый вечер его отец, укладывая спать.
Вздохнув, Нортон вошел в комнату.
Все выглядело в точности так же, как и полстолетия назад.
Это не очень его удивило, и все же масштабы погружения в прошлое были ошеломительными. Вот та самая низкая кровать с красным клетчатым покрывалом, вот тот самый угловой столик, заставленный готовыми и недоделанными моделями самолетов, вот портреты героев комиксов на стенах, вот коробка из-под сигар на тумбочке, в которой Нортон когда-то хранил свои сокровища. Он поднял взгляд. Над дверью висела перевернутая подкова, которую он прибил на счастье.
Счастье.
Нортон кисло усмехнулся. Совсем несмешная шутка. В этом Доме он не знал ничего, даже близко похожего на счастье.
Он вырос, а в комнате все осталось по-детски маленьким, однако Нортон нисколько не испытывал стеснения, обыкновенно связанного с возвращением туда, где прошло детство. Напротив, он чувствовал себя здесь как дома. Он сел на кровать, и тотчас же включилась мышечная память, воскрешая контуры матраса и текстуру покрывала. Нортон ощутил, как уютно погружается в привычную обстановку комнаты.
Это его огорчило, опечалило. Страх никуда не уходил, затаившийся под наслоением других чувств, – Нортон испытывал сильную грусть. Вернувшись сюда, он вспомнил свои детские мысли, планы, и от осознания того, что будущее, которое он с таким нетерпением ждал, уже прошло, у него стало тяжело на сердце. Впервые в жизни Нортон по-настоящему прочувствовал свой возраст.