Он поворачивается лицом к холлу. Нужно быстро решить, что делать с мистером, пока тот не начал разлагаться. Но это потом, когда он вернется. Желание выйти на улицу непреодолимо. Нужно проверить и убедиться, что он прав.
Харпер надевает одежду, найденную в шкафу. Пара черных туфель. Синие джинсы «Уокмэн». Рубашка на пуговицах. Все в пору, как раз. Снова бросает взгляд на предметы на стене – еще раз убедиться. Воздух вокруг лошадки слегка подергивается, вибрирует, дрожит. Одно из имен ярче, видно четче, разборчивее. Практически светится. Она его ждет. Нужно идти.
Харпер стоит перед входной дверью, нервно выбрасывает правую руку вперед, словно боксер, разминаясь перед ударом. Он прекрасно запомнил безделушку со стены. Уже три раза проверил, взял ли ключ. Все, готов. Ему кажется, что он знает, как все случится. Он будет действовать в духе мистера Бартека. Осторожно. Хитроумно. Без излишеств.
Быстрым резким движением поворачивает ручку двери. Его ослепляет яркий свет, острый как разрыв хлопушки в темном подвале, пронзающий страхом случайную кошку.
Харпер выходит и оказывается в каком-то совершенно другом времени..
– Тебе нужно завести другую собаку. – Мама сидит на камне, смотрит на озеро Мичиган и зимний пляж. Воздух клубами зависает у рта, как в комиксах пузыри со словами. В прогнозе погоды обещали снег, но, судя по состоянию неба, вряд ли.
– Не-а, – беззаботно отвечает Кирби. – Никогда от нее ничего хорошего не было.
Девушка рассеянно поднимает палочки с земли и ломает их на маленькие кусочки, пока ломать становится нечего. Ничто не поддается уменьшению до бесконечности. Атом можно расщепить, но все равно он не может испариться в никуда. Всегда что-нибудь остается. И ни от чего нельзя освободиться полностью, до конца, даже если все уже сломалось, раскрошилось. Как в случае с Шалтаем-Болтаем. Наступает момент, и приходится поднимать с земли то, что осталось. Или просто уйти, не оглядываясь. Да пошла она, вся эта королевская рать!
– Девочка моя. – В голосе Рейчел слышится вздох, от него Кирби всегда хочется сказать маме что-нибудь обидное.
– Волосатая, вонючая, все время норовит лизнуть в лицо. Фу! – Кирби делает презрительную гримасу. Все их ссоры развиваются по одному сценарию. Противно знакомо, но в какой-то степени удобно.
После того как это случилось, она некоторое время пыталась развлечься и отвлечься. Забросила учебу, хоть ей и предлагали взять академический отпуск (по семейным обстоятельствам), продала машину, собрала вещи и уехала. Однако недалеко. Хотя Калифорния казалась незнакомой и чужой, как Япония. Будто телевизионный сюжет со сбитым звуковым сопровождением, где кто-то смеется на заднем плане. А может быть, это она сама везде была чужой и никуда не вписывалась: слишком мрачная и запутавшаяся для Сан-Диего; или не слишком запутавшаяся либо не по тому поводу для Лос-Анджелеса. Ей следовало быть трагически беззащитной, а не сломленной. «Ты сама должна сделать надрез и выпустить боль наружу, никто не сделает это за тебя!»