Исцелив себя таким образом, я уже в промозглом тумане улицы принял давным-давно зревшее во мне решение: «Теперь ты отправишься к Филиппу и выразишь ему соболезнование».
На Пти-Пон я нанял извозчика, велев ему отвезти меня на рю де Вожирар. Филипп как раз только что отобедал, даже не успел встать из-за стола.
— Ты как раз вовремя, — сказал он вместо приветствия.
Призвав на помощь все заложенные во мне актерские таланты, я срочно придал своей физиономии скорбный вид и обнял Филиппа. Братец Людвига лишь рассмеялся мне в лицо и по-дружески укорил меня: дескать, просто немыслимая невоспитанность с моей стороны не поехать в Эпхейм, в их поместье, и не отдать дань уважения покойному Людвигу, нашедшему последнее пристанище в фамильном склепе Оберкирхов.
— Боже мой! Неужели ты не понимаешь, что тебе не пришлось бы ни на что тратиться! Будто я не знаю, что теперь ты не можешь позволить себе лишних расходов. В чем, в чем, но по части экономии средств я кое-что да смыслю. Жаль только, что вопросы ведения хозяйства тебя интересуют столь же мало, как и меня. К великому сожалению, мне сейчас придется срочно подыскать адекватную замену Людвигу. Излишне говорить, что этому человеку я должен доверять безгранично.
Даже если Филипп по природе своей был словоохотлив без меры, тем не менее странным было наблюдать его утешившимся поразительно быстро. И хотя со дня похорон минуло всего ничего, он выглядел жизнелюбивым денди, только что насладившимся великолепным обедом — суп, омар, индейка с трюфелями, шоколадный торт — и запившим всю эту роскошь бутылкой хорошего шампанского. В воздухе столовой, обставленной в стиле Людовика XVI, с китайскими миниатюрами на стенах, до сих пор витали изысканные ароматы деликатесов.
Распахнув настежь окно, Филипп позвонил лакею и распорядился подать кофе и шоколад.
— А теперь дивись!
Филипп, вывернувшись вперед меня, с проворством лакея растворил передо мной двери в смежную гостиную. Также выдержанная в стиле Людовика XVI, эта гостиная вряд ли серьезно уступала королевским покоям. Она представляла собой — ни больше ни меньше — картинную галерею, которая обошлась ее владельцу в целое состояние.
Мне сразу же бросились в глаза три картины Ватто и два пейзажа кисти Рейсдаля. Разумеется, Рембрандт тоже почтил присутствием гостиную-галерею барона Оберкирха. Кроме этого, я обнаружил несколько цветочных натюрмортов ван Хейзема, портреты Тициана и Гольбейна и две картины, изображавшие бегство святого семейства, по стилю весьма напоминавшие Рафаэля.
— Вот предпочитаемая мной разновидность гипноза — искусство! Очарование покрытого красками холста! Подобное тоже относят к категории самовнушения, если не ошибаюсь? Если понаблюдать за мной в момент, когда я рассматриваю картины, легко заметить, как я невольно начинаю копировать мимику и выражения лиц тех, кто изображен на портретах. Мимикрия. У меня начинают трястись щеки, перекашивается рот, глаза лезут из орбит. Иногда на лице появляется ухмылка, а временами глаза наполняются слезами. Нет, определенно в один прекрасный день я просто свихнусь. Тогда тебе придется врачевать меня.