– Убью, говори! Проститутка московская!
Почти задохнувшись, Полина сказала:
– Темур, отпусти!
– Я тэбя нэ пущу!
– Но я все равно ведь уйду! Отпусти!
– А я пожениться хотел на тебе!
– Не надо нам было жениться, Темур.
– Теперь-то, конэчно, не надо жениться! А раньше я думал, что надо жениться!
И он разрыдался. Внезапно и так горячо разрыдался, что и у Полины прозрачные слезы залили всю кофточку.
Вечером Темур Джорджавадзе провожал бывшую свою невесту Полину Алферову в аэропорту. Оба они были грустны и растеряны. Перед уходом из квартиры Полина вынула из ушей бриллиантовые серьги и аккуратно положила их на стол.
Анука Вахтанговна так и осталась у нерасторопной портнихи, и больше Полина с ней в жизни ни разу не встретилась.
О, нет! Нет! Никто, никогда меня не уверит, что осень прекрасна. Вернее, я вот что хочу уточнить: конечно, бывает, что очень красиво. И листья, как золото, и водоемы такой синевы, что глаза даже режет, и вся эта легкая первая изморозь на золоте, и серебре, и багрянце… Но нет! Ибо я не желаю любить увяданье. Какая же в нем красота, в увяданье? Сегодня листочек еще золотистый, а завтра он – глядь! – и дрожит, совсем жалкий. А также и птичка. Сегодня порхала, синела в траве своим востреньким клювом, а завтра – глядите: летит уже в Африку и будет там, в Африке, тоже порхать среди чернокожих каких-нибудь птичек.
А осень в Москве! Это просто несчастье. Зарядит с утра серый меленький дождик и косит, и косит до позднего вечера. Детишки недавно еще вот играли, резвились все в лагере (детском пока что!), скакали по травке, купались на речке и лютики рвали в лесу, а теперь? Теперь рассадили их, бедных, по партам и мучают строгостью образованья. Зачем ему, горькому, образованье? Вы видели разве, чтобы образован и счастлив к тому же? Ну, ясно: не видели. А чтобы вот необразован и счастлив? Да сколько угодно! Да что говорить! Но раз уж мы заговорили, то – вот вам: я (если бы мне дали волю!) вообще запретила бы образованье. И был бы тогда на земле снова рай. А так что? Сплошные ведь менеджменты! А вы вот ответьте: ну, кто там сидит? И что там у них на плечах, вы не видели? А я заглянула в окно, ужаснулась: у них на плечах просто ведра. Да, ведра. Такие вот узкие, скользкого цвета. Беда-то какая! Ни тени надежды… Оставим мы эту тяжелую тему. Она только слезы во мне вызывает и портит всегда настроенье надолго.
Вернувшись из Тбилиси с еще одной раной на сердце, Полина досидела оставшиеся от отпуска две недели на даче и снова приступила к своей библиотечной работе. А тут как раз дождик пошел, и все погрустнели: надвинулась осень. В четверг, совсем утром – а может быть, в среду? – нет, все же в четверг, она позабыла в троллейбусе зонтик. Держала его на руках, как ребенка, но зонтик был мокрый насквозь, и Полина его положила с собой рядом на пол, а после забыла и вышла как есть. А с неба лило и лило. Намокшие волосы так облепили Полину с обеих сторон, что эта черта разбудила в ней сходство с печально известной святою Инессой, хотя та, мне кажется, немиловидна, но, правда, с хорошей и стройной фигурой. Накрывшись каким-то толстенным журналом, Полина стремглав побежала по улице. Надо сказать, что в этот день на ней был короткий бежевый плащик, купленный в недавно открытом магазине «Ядран», а к этому плащику – синий платочек. В такой очень мелкий и белый горошек. Под плащиком были, конечно, и бусы, и клипсы, и разные штучки. Она, хоть и грустно жилось ей на свете, по-прежнему очень любила наряды.