Ольга встрепенулась и, словно вдруг пошла в гору, задышала чаще и тяжелее.
— А какой срок уже? — спросила она тихо.
Тамара опустила глаза, пальцы ее перебирали, распрямляли и снова складывали на колене легонький платочек.
— Это произошло позавчера…
Слово «произошло» всегда несло для Ольги тревожный, если не горевой, смысл; так же она восприняла его и в этот раз. Но — «позавчера»?!
9
…Откуда это все взялось? И слова, и мягкость, и волна вроде бы неподдельного тепла? Михаил словно обрел пространство, где можно было во весь размах расправить крылья, и воспарил над тесными душами недоверчивых людей, над самим собой, скованным на земле сомнениями и осторожностью.
Провожая Тамару от Подчуфаровых домой — это было естественно, им было по пути, — он легко вел широкий, свободный разговор, чутко улавливая интерес попутчицы к предмету беседы. Давая понять, что убеждения его тверды и обоснованны, он вместе с тем внимательно выслушивал и доводы Тамары и в критический момент понимающе и спокойно произносил: «логично», «вполне возможно», «вероятно, так», выказывая уважение к иному, самостоятельному мнению.
Незаметно они прошли мимо Тамариного дома, возвратились назад и снова миновали массивное крыльцо, и лишь тогда, на самую малость упредив желание Тамары остановиться, Михаил замедлил шаг и развел руками: «Уже ночь…» У калитки он слегка склонил голову, а Тамара, сама от себя этого не ожидая, вытянула вперед руку. «Ну?..»— произнесла она, и мягкая интонация отозвалась бодрящим теплом во всем теле Михаила, успокоительно расслабившим нервы и мышцы. «О’кей!»— приложил он про себя итоговую печать.
Требовалось, видимо, сказать «до свидания», но Михаил выдержал секунду-другую и взамен своих слов услышал Тамарины: «Может, позвонишь?» Он улыбнулся, кивнул и деликатно ответил: «Попробую»— и ощутил слабое движение тонких пальцев, вроде повторение пожатия, но сам в ответ свои не напряг.
«О’кей!»— это высек в сознании второй Минаков, павший, сложивши крылья, с неба и снова слившийся со своей земной ипостасью. Уже в двадцати шагах от калитки Поздняковых от раздвоения души не осталось и следа: по земле шел, твердо ступая, именно тот Минаков, каким он сам знал себя и каким мог представляться не интересующим его людям. По инерции он прошагал еще некоторое время легким эластичным шагом, выбранным для сопровождения дамы, но, свернув за угол, как бы запнулся и продолжал путь уже привычной и удобной, чуть вихляющей походкой.
Он анализировал свои действия и был доволен ими. Лишь изредка, на какие-то мгновения, неуловимо отделявшийся двойник шевелил в груди какие-то ворсинки сомнения, но Михаил быстро убеждал его в несостоятельности опасений, и холодный зуд в сердце тотчас утихал.