– А как же мы? – удивился Слава и оглянулся на коллег. – Что же мы-то молчим?
– Резонный вопрос, товарищ! – похвалил лектор. – Однако именно он предваряет законный интерес – какова же политика нашего государства? Кто хочет сделать предположения по этому вопросу, товарищи?
Как школьница, вытянула руку кверху пионервожатая Нюра.
– Пожалуйста, товарищ! – снисходительно разрешил лектор.
– Одним из первых актов нашего правительства был декрет о мире, и это стремление к прочному, действительному миру красной нитью проходит через всю деятельность советской дипломатии! – отчеканила идейно подкованная пионервожатая.
– Правильно, товарищ! – вдохновился лектор. – Политике агрессии и интриг мы противопоставляем нашу политику мирных актов и экономического сотрудничества народов. Конечно, мы поддерживаем воюющий пролетариат, вместе со всем прогрессивным человечеством выступаем против фашизма и приветствуем рост революционного подъема в капстранах. Но мы открыты для сотрудничества!
И лектор бодро зарапортовал об успехах нашей дипломатии.
В его речи мелькали названия стран. Августина вдруг вспомнила Льва. Как всегда в таких случаях, подумалось: где-то он сейчас? Удалось ли осуществить свои планы? Ушел ли он тогда за кордон или, схваченный пограничниками, был осужден? А возможно – и расстрелян? Она поймала себя на мысли, что хочет думать, будто ему все удалось. Тогда, в Средней Азии, его исчезновение никто не воспринял как побег. Все выглядело так, будто басмачи выкрали архитектора. К таким их выходкам все привыкли. Поговорили – и забыли. Возможно, теперь он в одной из названных лектором стран, занимается архитектурой… Помнит ли он о ней?
– А сами-то немцы? Германский пролетариат куда смотрит? – не унимался Слава. – Когда они повернут штыки против своих же капиталистов?
– Эдак они и до нас доберутся, – поежилась Тучкова. – Эти фашисты. Что ж, снова воевать?
– Да мы их сразу задавим! – выкрикнул физкультурник. – Вон в Гражданскую – на нас откуда только не совались! Не вышло!
На реплику физкультурника неожиданно отозвался учитель немецкого Шварц – человек разносторонний и начитанный. С ним было интересно поговорить на любую тему, и поэтому, когда заговорил Шварц, Августина вынырнула из своих мыслей и прислушалась.
– Напрасно вы так оптимистичны в этом вопросе, Федор Николаевич, – негромко возразил Шварц. – Если, не дай Бог, разразится война с Германией, лихие тачанки не понадобятся. Необходима будет совершенно новая военная техника. Я бы даже сказал – новейшая.
– Вы, Генрих Артурович, поклонник всего немецкого и, боюсь, склонны преувеличивать боевую мощь фашистских вояк, – вставила Слепцова.