О том, что она молода, напоминал ей сын. С ним нужно было играть, читать, разговаривать. Смотреть на мир его глазами и заново постигать – изменчивый и непредсказуемый. Нужно было приспособиться к этому миру. Найти в нем место для себя и для него. Выстоять.
Они прошли по соборному мосту и повернули в сторону кладбища, туда, где белела среди берез Введенская церковь.
– Мама, а папа был сильный?
– Да, сынок. Очень сильный.
– А у него шашка была?
– Да. Конечно.
– А где она?
– Осталась в Средней Азии.
– А почему?
– Так положено.
– У Буденного?
– Может, и у Буденного.
Владик удовлетворенно вздохнул и исподлобья взглянул на висящих на заборе ребятишек. Он вдруг почувствовал, что он-то гораздо значительнее их. Потому что его отец – герой Гражданской войны и сражался с неведомыми басмачами.
Он не успел додумать свою важную мысль, как перед ним открылось кладбище. Здесь было очень интересно. Прохлада деревьев укрывала ухоженные аккуратные могилки. Прошли мимо мраморных купеческих могил с чугунными пухлыми ангелочками, попали в «мещанскую» часть, где могилки попроще, зашли «в гости к деду». Мать прибрала холмик, протерла тряпочкой крест и оградку.
Над головами ударил колокол. Ему вторил другой. У одного голос густой, тяжелый, у другого – легкий, звонкий. С веток берез взлетели вороны. Колокола, перекликаясь, создавали мелодию. Мать поднялась.
– В церковь пойдешь? – спросил сын, зная наперед весь ритуал.
– Свечки поставлю за упокой. Хочешь со мной?
Он отрицательно покрутил головой.
– Я у папы приберу.
Августина проводила сына. За широкой оградкой теперь было две могилы. Рядом с Алексеем лежала матушка Александра, пережившая сына всего на два года.
Владик деловито отворил калитку, вошел в оградку, осмотрелся.
– Ты иди, – сказал он матери. – Я траву буду рвать.
Служба уже началась. В притворе, где пол был выложен старинными чугунными плитами, даже в такой жаркий летний день было прохладно. Впереди, близ икон, толпился народ. Августина увидела Машу с сыном. Маша самозабвенно молилась перед образом Спасителя, а Сережа, задрав голову, разглядывал фрески.
Августина купила свечки и поставила у распятия, которое находилось здесь же, в притворе. В глубь храма она не пошла.
Когда Августина вернулась, Владик уже покончил с сорняками на могилке отца, стоял возле бабушкиной и потирал локоть.
– Ушибся?
– Крапива шибко жжется, – доложил он.
Крапива, густо разросшаяся за пределами ограды, перевесила свои вездесущие лапки и цепляла мальчика за голые локти. Только на первый взгляд листья крапивы такие пушистые и мягкие. Тут же на локтях вылезали красные пятна и нестерпимо чесались.