– Не двигайся и молчи, – так же тихо повторил муж. Он приблизился, обхватил паука пальцами сверху и резким коротким движением выбросил его за забор.
Это было напоминание. Это была точка в сегодняшнем дне, поставленная Востоком. Восток желал, чтобы она боялась, чтобы дрожала. Но он не знал, наверное, что русскую женщину не так просто запугать.
Хотя Ася ничего не сказала мужу о сегодняшнем происшествии, Вознесенский видел, что жена напряжена, и полагал, что виной ее состояния – злосчастный паук.
Ночью, когда дом уснул и они вдвоем курили на террасе, он предупредил:
– Причина в твоем светлом платье. Пауки любят белое, запомни.
– Мы его сейчас снимем, – заговорщически проговорила Ася, глядя в его глаза цвета речной обнорской гальки. Она взяла мужа за руку и повела в дом. Там на толстых курпачах Зульфии они самозабвенно предались любви. Платье валялось на полу, переплетясь с пропыленной гимнастеркой. Тяжелое, срывающееся дыхание Вознесенского наполняло душную комнату, сливалось с тяжелым беспокойным дыханием восточной ночи. А в переулках ветер поднимал пыльные маленькие смерчи, с горных рек с шумом стремительно бежала вода и падала, разбиваясь о камни в миллионы брызг. И все это неистовство природы невольно касалось и проходило сквозь эту пару, потому что и сама пара была частью сложного мира, несущегося куда-то в тартарары.
А утром, собираясь на службу, Вознесенский вышел по малой нужде на задний двор и сразу же увидел листок бумаги, наколотый на колючки ежевики так, чтобы ветер ненароком не унес и чтобы издали видно было. Он вытащил листок и прочел написанное крупным твердым почерком: «Отпусти пленника, комиссар. Его жизнь тебе дорого обойдется. Помни, Мулла-Рахмуд мне как сын».
Внизу записки отдельной строкой значилось число и стояла подпись: Исламбек.
Вознесенский огляделся. Огород был пуст, тих и невинен. В дымке курились холмы за городом, на утреннюю молитву сзывали мусульман муэдзины.
Комиссар скомкал листок, сунул в гимнастерку. Вернулся в дом, где жена готовила завтрак.
– Ася, я тебя прошу, ты сегодня никуда не ходи, – попросил он, не глядя на нее. – Я Федулова пришлю, пусть он крыльцо поправит.
– Что случилось, Алешка?
– И дети тоже. Пусть дома посидят. Обещаешь?
– Ты скажешь, что стряслось?
– Ничего, кроме того, что я уже сказал: поймали одного из командиров Исламбека, и он этого так не оставит.
– Ну ладно. – Ася задумчиво смотрела вслед мужу, когда он оседлал лошадь и рысью поскакал по узкой улочке в сторону городских ворот.
Спустя неделю Бухару облетела новость – в военной части в красном уголке состоится открытый суд над преступником Муллой-Рахмудом. Зульфия собралась пойти, позвала Асю. Вознесенский не велел ей носа высовывать из дома, но разве она пленница? Все пойдут на суд, а она должна сидеть дома?