Чем Геллеспонтовых вод травы морские сочтешь.
Чем короче нам срок давался для тайных свиданий,
Тем мы пеклися сильней, чтоб небесплодно протек.
Вот уж Тифона
[223] жена сбиралася тени ночные
Гнать и, предтеча Зари, в небе восстал Люцифер;
[224]С быстрою страстию мы срываем без счета лобзанья
И сожалеем, что так кратки ночные часы.
Долго промедливши так, – по горькому няньки совету
Башню покинув, спешу на берег я ледяной.
Плача, расходимся мы: я в девичье море пускаюсь,
[225]Все озираясь, пока можно, на радость мою.
Веришь ли правде моей: сюда прибывая, пловец я,
А возвращаюсь точь в точь жертва крушенья назад.
И поверь и тому, – к тебе так удобна дорога,
А возвращаясь назад, тяжко – медлителен ток.
И без отрады вернусь домой, – кто мог бы поверить?
И без отрады живу в городе ныне родном.
Ах, для чего, сочетав сердца, нас волной разлучают,
Сердце едино, земля ж все не одна для двоих?
В Сесте бы жить мне твоем, иль в нашем тебе Абидосе,
Город мне твой по душе, наш по душе же тебе.
И для чего я томлюсь, лишь только томится и море?
Боги, в причине ль пустой – в ветре помеха моя?
Скоро про вашу любовь узнают кривые дельфины,
И неизвестным себя рыбам считать не могу.
Уж до конца пройдена стезя знакомого моря,
Точно вот также, как путь сотней прибитый колес.
Плакался ранее я, что это одна мне дорога,
Ныне тоскую, что вихрь даже и той не дает.
Грозной громадою волн Афамантово море
[226] седеет,
Чуть безопасен стоит в гавани самой челнок.
Верно, впервые, когда по деве затопленной море
Имя прияло свое, было таким же оно.
Геллы довольно концом твоя обесславлена местность,
И чтоб меня пощадить, имя ты носишь греха!
[227]Фриксу завидую я, кого сквозь печальные воды
В золоте пышном руна здравым овца донесла.
Мне же не надо послуг, не надо ни стада, ни судна,
Лишь бы позволили сечь телом морскую волну.
Что мне в искусствах иных, лишь плавать была бы возможность;
Сам корабельная снасть, кормчий я сам и гребец.
Не за Геликой
[228] мой путь и Тиру знакомою Арктос;
Нет, па созвездья толпы наша не смотрит любовь.
Пусть Андромеду другой и славную смотрит Корону
И Паррасийской
[229] звезды светоч у полюса льдов.
То, что любили Персей и с Либером
[230] вышний Юпитер,
Знаменьем я не хочу в трудной дороге считать.
Есть иная звезда, гораздо надежнее этих,
Ей предводима, во мрак наша не канет любовь.
К ней обращая свой взор, до Колхов, до крайнего Понта,
И по дороге сосны я Фессалийской пройду;
[231]В плаваньи б я победил молодого тогда Палемона,
[232]И превращенного вмиг в бога волшебной травой.
Руки не раз у меня от взмахов замрут непрестанных