des talus de parcs singuliers penchant des têtes d’Arbre du Japon; et les facades circulaires des «Royal» ou des «Grand» de Scarbro’ ou de Brooklyn; et leurs railways flanquent, creusent, surplombent les dispositions de cet Hôtel, choisies dans l’histoire des plus élègantes et des plus colossales constructions de l’Italie, de l’Amérique et de l’Asie, dont les fenêtres et les terrasses à présent pleines d’éclairages, de boissons et de brises riches, sont ouvertes à l’ésprit des voyageurs et des nobles – qui permettent, aux heures du jour, à toutes les tarentelles des côtes illustres, – et même aux ritournelles des vallées illustres de l’art, de décorer merveilleusement les façades du Palais. Promontoire.
Заря золотая и дрожью охваченный вечер встречают наш бриг на просторе, супротив этой виллы с её пристройками, которые вместе образуют мыс, столь же протяжённый, как Эпир и Пелопонес, или Японии остров главнейший, или Аравия! Капища, озарённые светом возвращения посланных в Дельфы процессий, без конца и без края глазам открываются виды берегов, укреплённых на случай войны современной наукой; поныне чтимые дюны огненных цветов и былых вакханалий; широкие Карфагена каналы и туманной Венеции дамбы; мягкой извержения лавы разбуженной Этны и расщелины ледников, где в талой воде утопают цветы; мраморные фонтаны, окруженные тополями Германии; дивных парков склоны и склонённые кроны их японских дерев; округлые выступы фасадов Отель Руайяль и Гранд в Скарборо или в Бруклине; их железных ветки дорог тянутся по бокам, прорезают насквозь, перекрывают в этом Отеле постройки, выбранные в истории из числа самых элегантных и колоссальных строений Италии, Америки, Азии, чьи окна и террасы, ныне наполнены светом, хмелем, ветрами цветущих равнин и открыты для путешественников и благородных фамилий, в дневные же часы позволяют всем тарантеллам прибрежных селений, и даже ритурнелям славных искусством долин чудесно украсить фасады Дворца-Мыса.
L’ancienne Comédie poursuit ses accords et divise ses Idylles:
Des boulevards de tréteaux.
Un long pier en bois d’un bout à l’autre d’un champ rocailleux où la foule barbare évolue sous les arbres dépouillés.
Dans des corridors de gaze noire, suivant le pas des promeneurs aux lanternes et aux feuilles.
Des oiseaux des mystères s’abattent sur un ponton de maçonnerie mû par l’archipel couvert des embarcations des spectateurs.
Des scènes lyriques, accompagnées de flûte et de tambour, s’inclinent dans des réduits ménagés sous les plafonds, autour des salons de clubs modernes ou des salles de l’Orient ancien.