— Из наркотиков принимаю только семечки, — натужно отшутился Глеб. — А обычные девушки по подобным злачным местам не шляются, а сидят дома в социальных сетях. Послушай… — он замешкался, — я, конечно, толком еще не очнулся, в голове какая-то, извиняюсь, хрень… но не могу избавиться от ощущения, что совсем недавно я тебя видел… Ты была другой, но это точно была ты…
— Да ну, ты заливаешь, — удивилась девушка. — Не мог ты меня видеть до сегодняшнего дня. А знаешь, почему? Открою тайну. По той простой причине, что мы с тобой никогда не встречались. Я впервые тебя вижу — ну, имею в виду, при свете…
— Минуточку, — напрягся Глеб. — Так это ты за нами таскалась? То мышкой прикидывалась, то шапку-невидимку надевала…
— Я, — скорбно поджав губу, призналась девушка. — Я просто не могла понять, кто вы такие, на кого работаете и что от вас ожидать. Безо всякого злого умысла, поверь. Я уже собиралась выйти к вам, объясниться, но всякий раз меня что-то останавливало…
— Но послушай… Мы с товарищами окружили тебя — а ты как сквозь пальцы просочилась… Ты умеешь быть невидимой?
— Нет, — помотала девушка головой. — Я умею прятаться в разрушенных колоннах. Помнишь, там было много бетонных колонн? Одна из них просто разрушилась в основании. Не знаю, на чем она держалась, но в ней зияла дыра, в которую легко пролез мой скромный второй размер. Вы стояли в метре от меня, сильно удивлялись, а я с трудом подавляла искушение напугать вас так, чтобы вы запомнили на всю жизнь…
— Вспомнил… — с шумом выдохнул Глеб. — Это было то ли вчера, то ли позавчера… Твой покорный слуга мирно удил рыбу в Калабановской бухте, а надо мной прошло рыжее недоразумение женского пола, таща велосипед, — ты сделала вид, что он сломался. Я еще тогда отметил мелкие несуразности в твоем имидже, но не придал значения…
— Обидно, — вздохнула девушка. — Я считала, что выгляжу идеально, разыгрывая простушку-путешественницу. А что касается велосипеда, то эта китайская сволочь действительно сломалась, и пришлось ее выбросить. Отойдя подальше, я укрылась в безлюдном месте, сняла то, что делало меня «рыжим недоразумением», разделась до купальника и с рюкзачком, набитым вещами, которые ты сейчас на мне видишь, нырнула в бухту. Меня никто не заметил. Подожди, — она нахмурилась, — если ты удил рыбу… я бы тебя запомнила. Там сидела местная голытьба, какой-то зачуханный старикашка в облезлом пиджачке… Мама дорогая. — Она широко распахнула глаза, и они заискрились от изумления. — Так это был ты… — И тихо, с переливами и перезвонами, засмеялась.