— Верю… Было время, клады лежали под ногами. Стоило только увидеть их и нагнуться. Сейчас в мировой науке идет поступательное, неторопливое движение вперед, крайне материально затратное и вовсе не чреватое незапланированными прорывами… Плавно все должно быть. Пристойно. Без суеты. А Галустян со товарищами намереваются немножко растрясти основы…
— Но результаты есть. Экспериментальные…
— А кто их проверял?.. Ох, чувствую, влетит нам эта программа в копеечку… Не люблю сотрясателей основ. Они чаще сотрясают воздух впустую.
— А нам-то чего? — пожал плечами «колобок». — За погляд денег не берут… А если это правда?
— Тогда мы поймаем жар-птицу… Опять мистика — жар-птицы, — скривился Николай Валентинович Кумаченко — хозяин кабинета, он же директор фонда «Третье тысячелетие».
Фонд этот был создан стараниями Академии наук и Министерства экономики с целью собрать перспективные идеи, дать им импульс в развитии, в худшем случае повыгоднее продать их на Запад. С внедрением получалось как всегда — то есть ничего не получалось. А вот с продажей на Запад перспективных идей и технологий шло гораздо лучше. Благо отдавали дешево, так что от желающих отбоя не было. Притом торг шел по российской арифметике — бакс пишем, два в уме. Того, что в уме, хватало на подкорм нужных людей и в Академии наук, и в Минэкономики, а потому фондом все были довольны. В том числе голодные ученые — генераторы этих самых идей, которым каждый бакс — счастье.
— Галустян — не сумасшедший романтик. Он прагматичен, — отозвался «колобок», точнее Семен Иосифович Богучарский, заместитель Кумаченко, его правая рука, левая нога и заодно голова. — И умеет соблюдать секретность. Ядро процесса, на котором и основано ноу-хау, не знает никто, кроме его группы. Свой интерес он блюдет…
— Блюститель, — скривился Кумаченко. — Он нам еще крови попьет…
Зазвонил мобильник. Богучарский зашарил по всем многочисленным карманам своей джинсовой безрукавки. Наконец, извлек его из кармана брюк. Нажал на кнопку:
— Весь внимание…
По мере того как он выслушивал сообщение, лицо его бледнело и вытягивалось.
— Когда? Как? Какая-то несуразица… Да, понятно… Черт возьми, ну надо же… Пока, Коля. До встречи…
Он положил со стуком телефон на стол и вытер ладонью лысину.
— Что там? — заерзал в кресле Кумаченко.
— Не попьет нам Галустян крови…
— В смысле?
— Он мертв.
— Как мертв?
— Ночью покончил жизнь самоубийством. В записке написал, что устал…
— Устал? — Кумаченко нервно поправил свой роскошный бордовый галстук. — Черт! Я же говорил, он обычный сумасшедший! Как и его идеи!