И, как ни странно, здоровенный пират (тот самый, что при захвате судна уделал Костю автоматом) понял француженку и послушно пошел в дом за скамейками. На одну села сама Лабрус, на вторую пригласила сесть Костю и матроса Махеша Гавли, получившего ранение в ногу, и прием начался. Мельникова доктор отпустила быстро, заявив, что голова у него крепкая, все обошлось, но еще раз соваться под приклад автомата она ему не советует. А вот с индийцем ей пришлось повозиться. Лабрус сняла бинты, промыла рану, удалила гной, дезинфицировала, снова наложила повязку и сделала матросу пару уколов, чтобы предотвратить воспаление.
Конечно, моряки забросали доктора вопросами: где поселили французов, в каких условиях. Лабрус заявила, что о месте их заключения она может сказать очень немного: когда они вчера подъезжали к дому, где им предстояло жить, всем завязали глаза. И то же самое сделали сегодня перед тем, как посадить ее в машину. Знает она лишь то, что дом, в котором их поместили, двухэтажный. Он, как и все дома в Босасо, окружен высокой глинобитной стеной. Живут они, как и остальные моряки, раздельно: Лабрус на женской половине, четверо мужчин на мужской, правда, по двое в комнате. Зато все окна у них постоянно закрыты ставнями, отчего в комнатах душно. Кроме того, на окнах крепкие решетки.
— Боятся, что мы пошлем какой-нибудь знак нашим парням, — усмехнулась Лабрус, кивнув в сторону стоявшего неподалеку охранника. — Например, азбукой Морзе прямо на спутник. Ну а у вас как дела? Как вас поселили?
И она принялась расспрашивать об условиях жизни моряков. Мельников обратил внимание, что доктора интересовало все — даже то, куда выходят окна их комнат.
Когда француженка уехала, пленники принялись слоняться по двору. Было ясно, что сегодня ничего больше не произойдет. И вообще ничего в их жизни не будет происходить, кроме завтраков, обедов и ужинов; жизнь для них остановилась.
Походив взад и вперед, пленники уселись под навесом в густой тени. За ними никто не следил, не было никаких охранников: видно, пираты были уверены, что узники не сбегут. Да и куда бежать в городе, где все смотрели на них, как на добычу?
Тут один из матросов-индийцев, Пал Субрата, заметил валявшийся в углу резиновый мячик — как видно, его оставил какой-то ребенок. Матрос поднял игрушку и пошел искать хозяев. Вскоре он вновь появился во дворе в сопровождении молодого парня — того самого, что утром подавал морякам завтрак. Индиец жестами показал сомалийцу, что хотел бы использовать детский мячик, чтобы поиграть в футбол: изобразил на окружавшей двор стене ворота и то, как он бьет по мячу. Парень отрицательно покачал головой, забрал у матроса мяч и скрылся в доме.