Дальнейшим уточнением раннего текста – также на конкретном уровне – является следующий рассказ А. О. Смирновой-Россет со слов Пушкина: «Я как-то ездил в монастырь Святые Горы, чтобы отслужить панихиду по Петре Великом… На столе лежала открытая Библия и я взглянул на страницу – это был Иезекииль. Я прочел отрывок, который перефразировал в “Пророке”. Он меня внезапно поразил, он меня преследовал несколько дней, и раз ночью я встал и написал стихотворение…». Смирнова не сообщает, о каком месте из Книги пророка Иезекииля говорил Пушкин. Но, судя по всему, имелась в виду 36 глава, которая читается ежегодно на службах в неделю Пятидесятницы: «И бысть слово Господне ко мне… И дам вам сердце ново и дух нов дам вам, и отъиму сердце каменное от плоти вашея и дам вам сердце плотяно… и сотворю, да в заповедях Моих ходите…» (Иез. 36: 16–27).
Именно этот текст Пушкин мог видеть летом 1826 г., когда он зашел в собор Святогорского монастыря, чтобы заказать панихиду[168] (в монастырских храмах Библия после службы обычно не убиралась с аналоя).
Пушкин заимствовал здесь ритмический повтор союза «И» в начале каждого стиха: «И дам вам сердце ново и дух мой дам вам, и отъиму… и… и…»[169].
Из другого места Книги Иезекииля, которое читается на всех Богородичных службах (особенно частых в Святогорском монастыре, в частности, в июле-августе), Пушкин также почерпнул запоминающуюся формулу «и виждь, и внемли», ср.: «И рече Господь ко мне… сложи в сердце твоем, и виждь очима твоима и ушима твоима слыши вся, елика Аз глаголю с тобою…» (Иез. 44: 5).
Из всего сказанного следует, что от первой до заключительной редакции Пушкин стремился сохранить первоначальную структуру, образность и стилистику стихотворения и изменял лишь те его элементы, которые придавали стихотворению ту или иную политическую направленность.
Наиболее радикальной переработке подверглась завершающая строфа стихотворения, которая, по свидетельству тех, кто имел возможность слышать стихотворение в одной из его ранних редакций (Соболевский, Погодин, Хомяков, Веневитинов), несла основную политическую нагрузку и придавала соответствующее звучание всему стихотворению. Тексты, которые они при этом приводят, мало чем отличаются друг от друга и сводятся к следующему:
Восстань, восстань, пророк России,
Позорной ризой облекись,
Иди – и с вервием на вые
К Царю… явись.
Что касается двух первых стихов, то никаких оснований сомневаться в свидетельствах мемуаристов нет. В первом стихе однозначно прослеживается опора на библейский текст: «И восстани и глаголи к ним вся, елика заповедаю тебе…» (Иер. 1: 17) («Восстань, восстань, пророк…»). Во втором стихе разночтения мало существенны: «В позорны ризы» вместо «Позорной ризой».