— Подайте новую веревку! Немедленно!..
Слуги бросились за веревкой, гости зашушукались, и посреди этого смятения раздался голос мальчика:
— Но веревка оборвалась, папенька, этот человек заслуживает помилования!
— Что ты говоришь, Адольф? Это же вор! Злодей! Его нужно вздернуть в любом случае!..
— Нет, папенька… — Адольф поднялся. — Это уже будет не правосудие, это будет убийство.
Лорд Ширли тоже поднялся и одернул мундир. Мальчик был прав, хотя, возможно, вел себя слишком дерзко. Впрочем, для отучения детей от дерзости существовали розги, но это потом, а сейчас он, главный человек провинции, должен был принять решение. Мудрое и справедливое.
— Хорошо, Адольф, я соглашусь с тобой, хотя ты еще мал. Мы будем держаться обычаев наших предков, поэтому я повелеваю… Я повелеваю отправить злодея в тюрьму и держать его там бессрочно!..
Все сразу зааплодировали, стали выкрикивать имя лорда и прославлять его мудрость. А охранники подняли Мартина, находившегося в полуобморочном состоянии, и потащили прочь со двора, в сторону вздымающейся серым гигантом старой крепости, которая уже двести лет использовалась как собственная тюрьма семейства Моринджеров.
Со связанными руками Мартина бросили на телегу, и она покатила по подновленной, мощеной дороге. Мартин с трудом осознавал, что он все еще жив. Он чувствовал боль во всем теле и слышал будто только что произнесенную фразу: «Это уже будет не правосудие, это будет убийство!»
Мартин ненадолго лишился чувств, а когда очнулся, телега въезжала во двор замка, который с телеги казался глубоким колодцем.
Лязгнули тяжелые засовы ворот, и сразу куда-то исчез ветер, прекратилось движение воздуха, померк свет. Пленника сдернули с телеги, и он едва не упал, в последний момент его подхватил здешний смотритель.
— Поосторожней с арестантом, рыло! — выругался он, развязывая ремень на руках Мартина.
— А чего ты о нем так печешься? Это же злодей! — возразил охранник, который хотел сбросить Мартина на мостовую.
— Это теперь арестант, за которым я должен приглядывать и за которого несу ответственность перед его светлостью, понял, морда ты коровья?!
Охранник промолчал, старший смотритель был повыше чином, да и здоровее. Одни кулаки чего стоили.
— Штырц! Принимай свеженького! — крикнул надзиратель и дохнул на Мартина едким табаком. — Штырц, где ты там?
— Здесь я, здесь, господин Моккли! — отозвался тюремный писарь, сбегая по ступенькам своей будки. За ним, тяжело переваливаясь, словно медведь, вышел еще один надзиратель. Он что-то торопливо жевал, от чего двигались его уши и брови. Он волок кандалы с замком, и Мартин подумал, что мог бы легко открыть такой замок любым гвоздем. Вот только стены здесь были такие, что одним гвоздем не управиться.