Карта императрицы (Басманова, Вересов) - страница 41

Подобные мысли в хорошенькой головке известной пианистки мешались с думами о Чарльзе Стрейсноу – он собирался сегодня с ними на представление московских гастролеров, но намерение свое изменил – телефонировал Муромцевым и сослался на плохое самочувствие. Действительно, голос у него звучал слабо, временами прерывался. Жаловался он на боли в животе – заехавший за сестрами доктор Коровкин выслушал по телефону подробный отчет возможного пациента о его недуге, и только явное нежелание англичанина принять помощь готового отправиться к нему доктора, заставило Клима Кирилловича отказаться от намерения завезти барышень в театр, а самому устремиться в гостиницу, к прихворнувшему баронету. Ограничились тем, что доктор из ближайшей аптеки с посыльным отправит в гостиницу на имя мистера Стрейсноу новое чудодейственное средство пурген с соответствующими предписаниями о приеме. Мура высказала предположение, что сэр Чарльз отравился уайтстебльскими устрицами, но Клим Кириллович считал, что расстройство вызвано скорее всего непривычностью английского желудка к невской воде, оставляющей желать много лучшего.

Но не только неожиданное недомогание английского гостя тревожило Брунгильду. Ее беспокоило и другое: на пути в театр, обозревая из экипажа сверкающий праздничными огнями весенний город, Брунгильда заметила вблизи Поцелуева моста, у одной из подворотен, долговязую фигуру с зонтиком в руках, в шляпе, низко надвинутой на лоб. Видение мгновенно скользнуло прочь от фонаря и тут же растворилось во влажных густеющих сумерках – и все же у Брунгильды мелькнула дикая мысль, что это ни кто иной, как сэр Чарльз. И теперь она сильно сомневалась, лежит ли баронет в своем гостиничном номере, страдая животом, или он солгал?

Далеки от спектакля были и мысли Муры Муромцевой. Да, она, конечно, видела декорации, от одного созерцания которых хотелось заткнуть нос, – заваленные тряпьем нары, грязные рогожи, драное тряпье. Она слышала речи опустившихся людей, сопровождаемые звуками граммофона: разговоры злобного слесаря Клеща, чахоточный кашель его умирающей жены Анны, до ее слуха доносилась бессвязная болтовня картузника Бубнова, рыхлой мещанки Квашни и еще каких-то обитателей ночлежки – в том, кто есть кто, сразу было разобраться невозможно. Но одновременно Мура думала о докторе Коровкине. Он не похвалил ее платье – одно из тех, что привезла сестра из Парижа. А нежный пепельный оттенок платья очень идет ей, и покрой выгодно подчеркивает тонкую талию.

Судя по всему, доктор знал, что сегодня в театре встретится с этой несносной, слащавой фрейлиной. По крайне мере, увидев ее, он не удивился. Катя Багреева, в сопровождении Дмитрия Формозова, сидела в ложе бельэтажа – именно туда и обращал взоры доктор Коровкин, слишком частые, по мнению Муры. Она, нарушая все приличия и виновато поглядывая на Брунгильду, поминутно спрашивала доктора: «А это кто?», «А кто его играет?», «А о чем они говорят, я не расслышала». Тот отвечал рассеянно, невпопад. Наконец Мура демонстративно обернулась к нему и с деланным возмущением прошипела: