Мура спустилась по лестнице и остановилась на тротуаре. Она подняла лицо вверх, навстречу теплым солнечным лучам, кликнула извозчика и велела медленно ехать на Невский.
Вспухшая, с плывущими по широкому голубому пространству обломками сверкающих льдин, с множеством чаек, реющих над юркими лодчонками и натужно тарахтящими судами, Нева выглядела торжественной и грозной. Победоносно сияли влажным весенним золотом могучий купол Исаакия, стройная, уносящаяся в голубую высь игла Адмиралтейства.
– А что, братец, – спросила Мура извозчика, когда тот остановился на повороте, пережидая, пока мимо прогромыхает темно-синяя конка, влекомая сивыми лошадками, – слышал ли ты что-нибудь об ожившем призраке императора Петра?
– Как же, барышня, слыхал, – охотно отозвался пожилой извозчик, – да уж пора Антихристу явиться, пора... Так и в писании сказано, что явится он и прольется кровь человеческая...
– А слыхал ли ты про арапчонка? – спросила Мура.
– И об нем слыхал. – Извозчик повернул к Муре обветренное лицо, на котором выделялись желтые, изъеденные пылью глаза.
– А что, в священном писании и об арапчонке сказано? – улыбнулась Мура.
– Антихрист зловреден и коварен, – ответил строго извозчик, – всей бездны зла его вместить и священная книга не может... А вы, милая барышня, вблизи Народного дома не гуляйте – слух прошел, скоро в зоологическом саду тигров и львов выпустят на свободу...
Лошадь тронулась легкой рысцой с приятным ритмическим цокотом подков о булыжную мостовую. Она помахивала головой, иногда брызгала пеной, от запаха ее пота у Муры щекотало в носу. Мура тряхнула головкой и повернулась налево.
Сердце ее забилось учащенно. Чуть позади стоял открытый фаэтон в английской запряжке с грумом в цилиндре: на мягких кожаных сиденьях расположились... фрейлина Багреева и Илья Холомков. Мура хотела отвернуться, но не смогла. Ощущая приливший к щекам румянец, смотрела она на молодых людей. Илья Михайлович держал маленькую ручку, обтянутую белой лайковой перчаткой, – едва заметные движения его пальцев что-то сообщали девичьей ручке... Катя Багреева зачарованно смотрела на русоголового красавца.
Наконец Мура отвернулась, и ее коляска двинулась на Садовую. Хорошо, что молодые люди ее не заметили! Направляясь к дверям Публичной библиотеки, Мура вздохнула с облегчением: значит, не отнимет эта фрейлина у Брунгильды милого Клима Кирилловича! «Нет, он наш навсегда», – поднимаясь по пологой светлой лестнице, напевала она про себя, в такт шагам.
В Публичной библиотеке весной работать приятнее, чем зимой. Сквозь огромные высокие окна виден оживающий белый свет, верхушки чуть тронутых зеленым флером деревьев, летучие облачка... На них можно смотреть долго-долго. И в сочетании с запахами книжной пыли, рассыхающегося паркета и дерева шкафов и полок, с приглушенным светом настольных ламп это ощущение вызывало необыкновенный прилив сил.