– Николай Николаевич, – все еще стоя в отдалении прерывающимся голосом спросил доктор, – а крови, крови вы на этом холсте не видите?
– Что вы хотите этим сказать? – Лицо профессора вытянулось, и он воззрился на своего оторопелого друга.
– Я хочу сказать, что теперь меня обвинят в убийстве вышивальщицы, – наконец решился выговорить Клим Кириллович.
Николай Николаевич изменился в лице и сделал шаг по направлению к доктору, но в этот момент до его слуха долетели звуки, похожие на сдерживаемые рыдания. Он остановился и взглянул на дочерей.
– А может быть, подозрение падет и на меня, – всхлипнула Брунгильда.
– Или на меня, – скорбно подхватила Мура, уставившись на узенькую, темнее общего фона, кромку карты.
– Что за черт! – вспылил профессор. – Я ничего не понимаю в происходящем! Чем вы здесь занимались в мое отсутствие?
– Ты только не волнуйся, Николай Николаевич, не волнуйся, – пришла на помощь дочерям Елизавета Викентьевна, к ее лбу и щекам постепенно возвращался матово-розовый цвет, – я сейчас тебе все объясню... В пасхальную ночь наши девочки с Климом Кирилловичем и еще несколькими спутниками побывали в мастерской известного художника Романа Закряжного.
– Это еще кто такой? – сдвинул брови профессор.
– Живописец, портретист, – с готовностью пояснила его супруга, направляясь к дивану и уводя мужа за собой, подальше от злополучной карты. – Там еще были фрейлина Вдовствующей Императрицы в сопровождении бабушки и дедушки, чиновник Дмитрий Андреевич Формозов, страховой агент Модест Багулин и мистер Стрейсноу.
– Кто-кто? – спросил профессор, нависая над женой, которая, напряженно приподняв голову, присела на диван. – Не расслышал.
– Понимаешь, это наш английский гость, достойный человек, баронет, очень хотел с тобой встретиться. Ну и он очень похож на Петра Первого.
Елизавета Викентьевна мужественно взяла на себя трудную миссию и подробно рассказала профессору о событиях, происшедших в его отсутствие.
В гостиной повисло тягостное молчание.
– Хорошенькое дельце, – сурово изрек отец семейства, – мои любимые дочери по ночам ходят на квартиру к дерзкому убийце...
Девушки виновато молчали, Клим Кириллович потупил голову. Полина Тихоновна аккуратно опустила саквояж на пол, рядом со стулом, на котором сидела.
– Но это оставим. Пока, – подчеркнул со значением Муромцев. – А почему же теперь Клим Кириллович думает, что его обвинят в убийстве этой вышивальщицы?
– Понимаете, дорогой Николай Николаевич, – вступила вместо понурого племянника Полина Тихоновна, – убийцей мог быть не только художник, но и человек, который заказывал жертве вышивку на холсте. Карл Иваныч думал сначала, что это пелена к образу благоверного святого князя Дмитрия Донского... Все очень странно, – затараторила Полина Тихоновна.