Костя кивнул Светлане. Она также молча кивнула ему, встала и направилась к буфету за третьей чашкой.
Поставив пакет с обнаженной красоткой на стул, Костя вынул оттуда банку:
— Это вам, Елена Васильевна, кофе. В Москве, на Мясницкой брал, где чайный магазин.
Елена Васильевна открыла рот, чтобы сказать ему что-то, но Костя перебил ее:
— Я много получил, не беспокойтесь, никого не обделил. — И подчеркнуто щедрым жестом начал вынимать и класть на стол печенье, вафли, шоколадки, какие-то банки, коробки с конфетами — все в ярких наклейках с золотыми буквами.
Елена Васильевна смотрела на него с недоумением и тревогой.
— А это тебе, — Костя по-хозяйски протянул Светлане отдельный пакет, из которого выглядывало белое платье. — Надеюсь, я угадал размер.
Затем он вынул из кармана костюма коробочку и открыл ее. В обтянутом черным бархатом углублении лежали два золотых кольца.
— Собирайся, — деловитым тоном продолжил Костя так, словно вопрос был давным-давно решен.
— Костя, — вмешалась Елена Васильевна, видя, что на Светлану нашел столбняк. — Давай-ка сядем сначала...
Чего Костя не умел — так это ждать.
— Я сложу все, — проговорила Света — У нас стол маленький... — И начала убирать все назад в пакет.
— Делай что хочешь, — пожал плечами Костя. — Мне все равно. — Но в голосе его послышалась обида.
«Ему так хотелось показать, что он сам заработал деньги...» — поняла Светлана. Но заставить себя заговорить весело и непринужденно не смогла. Безвольное тело Саши, распростертое на земле, глухие удары ног — все это слишком явственно всплывало в памяти. И сейчас ее занимало только одно: как найти подходящие слова, для того чтобы вернуть все покупки Косте.
— Ну так что? — Костя застыл в напряженной позе возле стола.
— Мне казалось, — осевшим от напряжения голосом начала Светлана, — что я сказала тебе все, что думаю о наших отношениях. Их у нас не было и не будет.
— Почему? — глухо спросил Костя. В его глазах что-то сверкнуло, словно отдаленный блеск молнии. — Потому что ты поступила, а я, выходит, неуч?
— Опять ты за свое! — досадливо поморщилась Светлана. — Ну почему ты не хочешь спокойно выслушать, понять...
— Потому что вижу, куда дело идет. И не позволю тебе бортануть меня. Чтобы все говорили...
Он не отводил взгляда. И что-то в выражении этих глаз было такое, отчего в груди у Светы словно завязался тугой узел. Закралось какое-то страшное дурное предчувствие. И все участники этой сцены отчетливо понимали — одно неверное движение, и что-то стронется. Как лавина может стронуться от звука голоса, от шороха...