Одно радовало - программу боевого обучения первой роты теперь проходил весь личный состав ОИПТБ.
Ну, наконец-то! Мы отправляемся на фронт! Половина батальона получила отпуска на сутки, вторая половина - получит по возвращении отпускников. Я оказался во второй половине - Санёк поехал домой проститься с родными, я - за старшего. Под шумок, я отпустил ещё тридцать человек - в качестве поощрения за "успехи в боевой и политической". Отпустил, конечно, и Кадета с Мельником. Их отпуск продлиться не сутки, а двое. Проверив соблюдение остатками роты всяких режимов, уставов, караулов, т.е. побродив по лагерю, вернулся в землянку и завалился спать. А что? Настроение - чемоданное, обузу интендантства с меня третьего дня сняли, старшинские заморочки по роте, за время моего "отсутствия" Санёк взвалил на старшину Тарасенко. Так что я вольная птица, где хочу, там и капаю.
Но, выспаться мне не дали. Влетел сержант Иванец, которого я поставил в "секрет" у своей землянки и орёт:
- Ё-комбат!
- Где?
- Сюда идёт!
- Успею смыться?
- Нет.
- Твою-то дивизию!
А вот и комбат. Постучал в бревно перекрытия на входе:
- Можно?
- Конечно, Владимир Васильевич. Сержант, исполняйте!
- Есть! - Иванец, обогнул комбата и вылетел из землянки, а вслед приказ комбата:
- Сержант, ближе 15 метров никого не подпускать и самому не подходить!
- Есть!
Комбат огляделся. Я, на вытяжку, начал доклад, но он меня осадил:
- Не надо, Виктор Иванович. И так всё знаю. Разрешите присесть?
- Да, конечно! Куда вам удобнее?
- Не суетись, старшина. Я и тут присяду.
Он сел и молчал, глядя в пол. Я тоже. А о чём трепаться? Я бы спросил - за каким Макаром он ко мне припёрся, да неудобно как-то. Так и молчали.
- Виктор. Можно тебя так называть?
- Хоть горшком, только в печку не суй.
- Договорились. Почему ты скрываешь, что воевал? Не пойму я. Для беляка - ты молод, а всё остальное - не предосудительно.
- А может я иностранный шпион? Там и воевал. Да и с чего вы взяли, что я воевал?
Майор покрутил головой. Только сейчас я обратил внимание, что за весь разговор ни одного мата не услышал.
- Ты не иностранец. Так тебя Парфирыч бы и отпустил, ага. Это старая ищейка. У него нюх есть. Что-то в тебе он чует, как и я, а что - не можем понять. Осталось надеяться, что ты тот, за кого мы тебя приняли.
- За кого?
- Не важно.
- Важно.
- Цыц! Тебе палец дашь, а ты норовишь руку оттяпать. Зачем скрываешься? Скажи, облегчи двум старикам души.
- Да, ничего я не скрываю. Я же вам правду сказал. Что-то помню, а что это и откуда не понимаю.
- А песни эти твои - тоже помнишь? Или сам сочиняешь?