Ярость жертвы (Афанасьев) - страница 55

— Я еще вернусь, чтобы пригласить вас поужинать. Согласны?

Она все-таки улыбнулась, но лучше бы этого не делала. Обнажились неровные зубы и золотая коронка на левом резце.

— Воображаете себя дамским угодником?

— Тамара Даниловна, почему вы выбрали такую странную профессию — костоправ? Вроде бы чисто мужская работа?

— А вы думаете, я женщина?

— Еще какая! — Я было размахнулся порассуждать наэтутемуи, надеюсь, не ударил бы в грязь лицом, но Тамара Даниловна властно положила руку на мое колено.

— Хорошо, хорошо… С утра сделаем контрольные снимки. Там видно будет… Однако вы проныра, молодой человек!

…Покурив, я снова отправился к телефону. Дозвонился до Зураба и попросил его о большой услуге. Он должен был заехать ко мне, взять ключи, а потом пригнать к больнице моего «жигуленка».

— Чего задумал, старче?

— Ничего. Петров пьет?

— А что ему еще делать?

— Родителям звонил?

— Да. Сказал, что вернешься дней через десять.

— Поверили?

— С матушкой разговаривал. Взял грех на душу.

— Спасибо, дружище. Жду тебя.

Катя приехала в половине четвертого. Тихой радостью осветили палату ее синяки. Всем она навезла гостинцев. Петру Петровичу — пачку творога и пакет кефира, Артамонову — пару бутылок «Туборга» (на смущенный вопрос: «Не знаю, пьете ли вы пиво?» — получив прочувствованный ответ: «Я все пью, что льется!»), Кешу порадовала блоком «Столичных», при этом он так разволновался, что слова благодарности, надо заметить довольно своеобразные, нашел лишь минут десять спустя.

— Эти сигареты, — сказал напыщенно, — брошу твари в морду. Пусть знает, какие бывают настоящие женщины!

Катя сразу затеяла чаепитие, потому что кроме всего прочего привезла горячий, укутанный в шерстяной платок большой яблочный пирог. Кеша кинулся ей помогать и, кипятя воду в двухлитровой банке, сумел обвариться.

Катя прогостила до отбоя и устроила нам что-то вроде пикника на больничных койках. Много уместилось в этот вечер такого, чего до века не забуду. Короче, неожиданный праздник удался, и Катя была на нем царицей. Она разыгрывала бесконечные сценки то с Кешей, то с Петром Петровичем, и все смеялись от души, забыв о болячках. Кульминацией стала попытка Петра Петровича продемонстрировать, как он доберется до умывальника с одним костылем. Катя и Кеша страховали его с боков, и все трое рухнули на пол, ухитрясь перевернуть пустую кровать. Петр Петрович с единственным костылем оказался в самом низу, на нем Катя, а сверху кровать и Кеша Самойлов, хрястнувшийся о перекладину башкой. Когда Петр Петрович снизу, как из подвала, солидно, задумчиво констатировал: «Ну вот, и вторая шейка бедра сломалась», нас с подполковником прихватил натуральный родимчик. Кто не знает, сообщу: больница вообще одно из самых веселых мест на свете, веселее, по слухам, бывает разве что в морге. Позже к нам присоединился Зураб, который долго не мог понять, что происходит, думал, что попал в психушку, но потом и его прорвало. Повод был довольно пикантный: Кеша Самойлов с хмурым видом разглядывал банан, зажатый в кулаке, и тут как раз в палату заглянула медсестра, чтобы узнать, почему у нас так шумно. Я показал на Кешу, заметив: «Это он у себя оторвал, чтобы твари насолить!» Кеша привычно залился слезами, сестра выскочила вон, а Зураб, побагровев, только и смог произнести: «Поеду, пожалуй, а то и я с вами рехнусь, ребята!»