— Вы предпочитаете классику?
— Если хотите, да. Нынешний театр рассчитан на взвинченную, ожиревшую публику — это противно. Для богатых дебилов и так полно удовольствий, зачем же еще поганить театр. Классика или современность — это неважно. Но пусть люди на сцене будут хоть чуточку лучше, умнее, чище, чем я. Иначе что получается: мы сейчас все в дерьме, я прихожу в театр, и там показывают то же самое дерьмо и при этом уверяют, что ничего иного человеку не дано. Нет уж, спасибо! Раньше я плакала в театре, теперь там и смеяться неохота.
— Однако вы строгий критик.
— Я вообще не критик. Но не желаю платить деньги за то, чтобы лишний раз наесться грязи.
Краешком глаза я заметил, как Гречанинов наблюдает за ней в зеркальце — пристально, доброжелательно.
— Перегибаешь, детка, — пробурчал я сквозь сон. — Не все так плохо в театре.
Потом, неизвестно в какой связи, они заговорили на другую тему, но начало я пропустил.
— …Значит, Катя, если бы ты их увидела, то узнала бы?
— Еще бы! Особенно этого Фантомаса с бритой головой. Его нельзя не узнать.
— И они ничего не требовали?
— Ничего. Только пригрозили.
— Как пригрозили?
— Ну, Фантомас пообещал, что в следующий раз доделают, что не успели. Чтобы я немного потерпела. Их же милиция спугнула.
— Редчайший случай, — насмешливо буркнул Гречанинов. Мы уже мчались по Щелковскому шоссе, и с солидным превышением скорости. У поворота на Валентиновку на посту ГАИ нас тормознули. Я закопошился, чтобы достать документы, но Гречанинов сказал:
— Не суетись, Саша.
Он вылез из машины, подошел к гаишнику, минуту с ним потолковал и вернулся. Движок не выключал. Поехали дальше.
— Сколько отстегнули? — поинтересовался я.
— Нисколько. Это знакомый.
Участок Гречанинова действительно был запущен до безобразия — трава по пояс, и больше ничего. Шесть соток буйных сорняков. Небольшой брусовый домишко (две комнаты и кухонька внизу, уютный жилой чердачок) тоже в полном забросе: посеревшие, без следов краски стены, кое-где прихваченные гнилью. Двое мужчин в шортах, голые по пояс, помахали нам с соседнего участка:
— С приездом, Григорий Донатович!
Гречанинов приветливо с ними поздоровался, но на их движение подойти к изгороди никак не отозвался. По заросшей дорожке, как по целине, мы подступили к дому, и Григорий Донатович отомкнул навесной замочек, точно такой, какие вешают на почтовых ящиках.
— Ну что, Катенька, наведем порядок? Здесь вам придется пожить несколько дней.
Следующие два-три часа прошли в тяжких, но веселых трудах. То есть трудились Гречанинов и Катя, а я на правах подранка преимущественно сидел то в комнате, то на крылечке и изредка давал суженой полезные советы. Следил за ней с удовольствием, сердце радовалось. Гречанинов открыл кладовку, где хранилось разное барахло, в том числе и рабочая одежда. Катя переоделась в сатиновые тренировочные брюки, как-то. лихо их подтянув и закрепив ремнем на талии, и в старую трикотажную безрукавку и развила такую деятельность, что пыль стояла столбом. Мыла полы, скребла подоконники, чистила стекла, вверх дном перевернула кухоньку. Время от времени подлетала ко мне, целовала, тискала и шептала одно и то же: